Лучшее лето в её жизни
Шрифт:
Я понял, что пансион «Меховая тапочка» в пустом курортном городе – идеальное место для усталого зимнего дождя. Я уже знаю, что такое кофе, и, оказывается, предпочитаю чай и горячий шоколад с ванилью. Я попробовал океанскую воду и обнаружил, что у нее вкус поцелуя. Забредя однажды с Катиней на пустырь, я весь перемазался в глине. Запахи, звуки, прикосновения не кажутся мне больше разрозненными картинками, каждое ощущение тянет за собой сотни других, настоящих и воображаемых. Я счастлив. И даже мысль о том, что однажды все это закончится, меня не пугает. Я научился складывать свою головоломку и знаю, что это умение никуда от меня не денется.
Я просыпаюсь от ощущения, что в окно с курлыканьем бьется яичница с ветчиной. Открываю глаза. На карнизе толстый голубь крутится перед флегматичной голубкой. С кухни пахнет чем-то вкусным, а с улицы доносятся голоса Марии Луизы и Катини.
Выглядываю в окно. Мария Луиза, стоя на стремянке, снимает табличку «Семейный пансион „Меховая тапочка“».
Когда я выхожу на улицу, Мария Луиза уже слезла со стремянки, а над дверью красуется табличка «Резиденциал „Морские камушки“».
Значит, весна, начало курортного сезона, и больше мне здесь делать нечего.
В этот день мы гуляем просто так, не играя в «Куда идет дождь». Улица за улицей я прощаюсь с маленьким сонным городком. Он изменился. Кое-где в домах открыты ставни, откуда-то до нас доносятся голоса, смех, иногда – собачий лай. «Странно, – думаю я. – За всю зиму я ни разу не видел здесь собак». Мария Луиза берет меня за одну руку, а Катиня – за другую. Я не знаю, о чем они думают, но чувствую, что обо мне.
А на следующий день я ухожу. Я обнимаю и целую Марию Луизу. У ее губ вкус океанской воды.
Я подхватываю Катиню на руки и целую круглую щечку. Щечка пахнет ванильным шоколадом.
Мария Луиза всхлипывает.
– Не плачь! – говорит Катиня. – Он вернется! Ты ведь вернешься?
– Конечно, – отвечаю я. – Разве ты забыла, что дождь возвращается каждую зиму?
Мария Луиза улыбается и прижимает к себе Катиню.
– Ты тоже, пожалуйста, об этом не забудь, – тихонько просит она.
Я иду прочь, прямо через деревья и дома. Через сотню шагов оборачиваюсь. На пороге залитого солнцем двухэтажного розового домика стоят две фигурки – одна побольше, другая поменьше – и машут мне ненужными по такой погоде красными зонтиками.
Принцесса и людоед
Вот так всегда. За весь год с неба может не упасть ни капли, посевы изжарятся на корню, овцы передохнут от жажды, фермеры станут выходить на демонстрации с требованием субсидий и компенсаций чаще, чем в поле, но стоит мне записать программу вперед на несколько дней и взять пару отгулов, чтобы наконец отдохнуть и немного побыть с Мигелем, немедленно начинается ливень.
А я уже на полдороге к Синтре.
Отдохнула, называется…
Принцесса была прекрасная.Дождь пахнет смесью бензина и кофе.
Значит, где-то совсем близко заправка.
Но дождь стеной, и мне ее не видно.
Интересно, какая заправка? Если GALP, то заеду, кофе там отличный. А если BP, то, наверное, нет: и кофе у них с кислинкой, еще и пить приходится на улице. Не люблю.
Пока думаю о кофе, отключаю телефон.
Если не отключить – позвонит Жоакинь.
Я как раз буду размешивать сахар пластмассовой палочкой, какие на заправках дают вместо ложечек, а телефон в этот момент заиграет «Полет шмеля».
Я скажу:
– Да, Ким, милый, только не говори, что ты уже соскучился, потому что у меня два отгула.
А он ответит:
– Потом отгуляешь. Приезжай, я студию заказал на два часа и Жанаину уже вызвал.
А я ему:
– Ким, ну почему неверный прогноз прислала старая задница Ана Паула, а мучиться должна я?!
А он:
– Не капризничай, принцесса, тоже мне мучение – переписать три десятиминутных выпуска!
А я:
– Я тебе уже тысячу раз говорила – не зови меня принцессой!
А он…
А я…
Нет уж. Лучше просто отключить телефон.
Днем во втором часу Заблудилась принцесса в лесу.Запах бензина и кофе усиливается, а заправки все не видно. И вообще ничего не видно, как будто я не еду, а плыву в мутной воде, да еще и с зажмуренными глазами. Странно это как-то. И шоссе тоже очень странное, совсем пустынное, – я ползу еле-еле, а меня никто не обгоняет. И воздух странный, слишком мокрый, чтобы им дышать. И небо. И дождь. И я тоже какая-то странная сегодня, думаю всякую ерунду, а надо бы думать, что вот я доеду до Синтры, а там Мигель.
Видит, полянка – ужасная. На полянке землянка – прекрасная.Заправка выныривает из дождя прямо передо мной. Это как-то неправильно. Не бывает заправок посреди шоссе. Место заправки – на обочине. Когда я была маленькая, я все время думала, что у заправок ужасно грустная судьба. Все же это невыносимо печально – сидеть на одном месте и смотреть, как жизнь пролетает мимо на скорости в сто двадцать километров в час.
Останавливаю машину, не доезжая до заправки метров двадцать. Заправка как заправка: под навесом шесть колонок в два ряда, в глубине – маленькое кафе, оттуда несутся одуряющие запахи кофе и свежей выпечки.
Мне нечего инкриминировать этой достойной АЗС, кроме того, что она почему-то стоит не на своем месте. Но при одной мысли о том, что я могу выйти из машины и войти в кафе, у меня леденеет затылок и начинаются рези в желудке.
А в землянке – людоед.Песня опять вернулась…
Я сочинил ее – или думал, что сочинил, – когда был очень молод, очень голоден и очень азартен.
Вначале, для того чтобы Песня сработала, я вынужден был часами распевать ее во все горло, так что с первой Гостьей я разговаривал хриплым сорванным шепотом.