Лучшее место на Земле
Шрифт:
– Рядом с ней расположена вода, – хмыкнул Скрипач. – Много воды. Мы проверяли.
– Не ерничайте, сейчас не время. Дамбой по какой-то причине заинтересовались до такой степени, что стали бороться за монополизацию перевозок по ней – с какой целью?
Ит задумался. Ему очень нравилось в Роберте это качество – она умела задавать правильные вопросы. Редкое свойство, что говорить…
– Тогда давайте соберем информацию по дамбе, – предложил он. – Для начала. И попробуем понять, каким образом это может быть связано с гексами. Может случиться так, что на дамбе, к примеру, расположена площадка?
– Дамба – искусственное сооружение, – возразила Ольшанская. –
– Дно… – Скрипач потер висок. – Слушайте, в этом что-то есть. Может быть, там действительно находится какая-то перспективная точка? А мы про нее не знаем?..
– Вот вам и план, – усмехнулась Ольшанская. – Вернее, его жалкое подобие.
– Ой, как нам Зинаида Прокопьевна обрадуется, – мечтательно пробормотал Скрипач. – Крику будет… «Опять книги взяли и вовремя не вернули, ироды проклятые, управы на вас нет, вот нажалуюсь Томанову, и будете к его жене за каждым справочником через полгорода кататься!» – передразнил он пожилую библиотекаршу, которая, по его утверждению, один раз попыталась огреть его по спине шваброй – видимо, не за красивые глаза.
Снова работа – горы книг, отчетов, старых схем, планы строительства дамбы, идущей по донной складке и имеющей форму отзеркаленной латинской буквы S; снова уже ставшая привычной ругань в библиотеке. Снова бесконечные споры с Федором Васильевичем, который опять решил, что они занимаются ерундой. Снова сон по три часа в сутки, перекусы наскоро в столовой, а ведь еще надо зайти вечером к Ири и хоть немножко его поддержать – Бард прикован к постели, ему в самом деле тяжело, плохо, даже не от боли, а от беспомощности.
Снова, снова, снова… после полутора месяцев такого ритма Ит в один прекрасный день рухнул в коридоре в обморок. Шел – и упал, и даже не успел понять, как это получилось. После этого Томанов попытался настоять, чтобы они на неделю взяли что-то вроде отпуска, чтобы подлечиться, но Ит, смотавшись в ближайшую поликлинику на обследование, не поинтересовался результатами – было некогда.
К исходу этих полутора месяцев все поняли – не получается ничего. Вообще ничего. Усилия были потрачены впустую.
– Так, черт с этим всем, – мрачно подвел неутешительный итог Ит, когда они впятером решили провести мини-совещание. – Ничего не выходит, сами видите. Сплошная ерунда.
– Ага, – мрачно кивнул Скрипач. – Ну что? Делаем недельный перерыв и выезжаем смотреть этот гекс?
– Видимо, так. – Ольшанская с совершенно убитым видом стояла перед картой. – Ничего другого не остается.
– И еще на очереди площадка в Хайдельберге, – подсказал Миша.
– Ну да, – кивнул Ит. – Будет возможность, посмотрим ее тоже. Ребята, извините, но я на самом деле устал, – признался он. – И с головой у меня не все в порядке.
– Пойдемте к Ири, – предложил Скрипач, вставая. – Раз мы сегодня ничего не делаем, то хоть с ним посидим подольше.
– Пошли. – Ит тоже поднялся. – Все лучше, чем предаваться рефлексии.
В палате у Ири они проводили обычно по полчаса каждый день. В первую очередь, конечно, пытались помочь – тот же релакс, которым владели оба, помогал Барду хотя бы на полчаса избавиться от боли и безнадежности. Сбрасывали понемножку энергии – с той же целью. И слушали – потому что были единственными, с кем он мог поговорить так, чтобы его поняли.
С Федором Васильевичем Бард общался мало – Ит и Скрипач
Это была даже не стена. Бездна, пропасть, межзвездное расстояние.
Впрочем, причина была и в самом Ири тоже.
Парень оказался странным даже по меркам Безумных Бардов – более чем странным. Он родился на планете, в незапамятные времена попавшей под экспансию и являющейся ныне частью большого ленивого индиго-конклава, который, похоже, начал дробиться, по сути – шел по пути самоуничтожения. До пяти лет мальчик жил с обоими родителями, а потом его отец погиб – совершенно нелепейшим образом, в собственном доме, на глазах у жены и сына. В этом конклаве все носили какое-то подобие детекторов, подключенных к глобальной общепланетарной сети. И его детектор дал сбой и остановил ему сердце. Которое медики не смогли запустить – тупой прибор просто брал и останавливал его снова, считая это нормой…
И с этого момента Ири начал слышать музыку.
Везде.
Во всем, что его окружало.
Пятилетней мальчик, он до конца так и не понял тогда, какой шок испытало его сознание – но подсознание все поняло по-своему, и музыка вокруг больше не останавливалась.
Он начал играть. На всем, что попадало под руку. Играл и играл, но все равно это было… что-то не то. К семи годам он уже в совершенстве владел всеми доступными клавишными, освоил гитару, пробовал духовые (конечно, максимум, что может семилетка, – это играть на флейте, но все же), а потом…
Ири рассказывал про это с восторгом. В семь с половиной лет он впервые увидел на картинке виолончель. И его словно кипятком обдало с ног до головы, он понял, что это – его. Понял, и все. Только увидев, даже не услышав. В их стране эти инструменты не продавались. Ири заставил маму купить инструмент в другой стране – они потратили на приобретение огромные деньги, но мама к тому моменту понимала, что происходит что-то из ряда вон выходящее, и согласилась.
После этого…
Сначала про нового гения заговорили местные ценители. Чуть позже – весь мир. Юный кореец стал феноменом, его даже включили в гостевой реестр, как одну из планетарных достопримечательностей. Виолончель в его руках была всем – разговаривала, как человек, пела, имитировала практически любые звуки… говорили, что до него с инструментом такого никто и никогда не делал, а еще говорили, что даже создатели этого инструмента в жизни не думали, что он на такое способен…
А потом случилось страшное. На одном из его концертов вдруг, ни с того ни с сего, пропала половина слушателей. Которые, впрочем, обнаружились через несколько часов – рассеянными по всей планете. Нет, ни с кем ничего не случилось, все оказались живыми и здоровыми, но и мама Ири, и сам Ири страшно перепугались. Их попробовали призвать к ответу. Но ни мать, ни сын не могли объяснить, как это вышло.
На следующий день к ним пожаловал представитель властей…
Они решили бежать. Мама спешно продала все их имущество, и через трое суток они сели на пассажирский межпланетник, который шел от их планеты к миру, имеющему Транспортную сеть. На терминале мама разговорилась с каким-то незнакомцем, и он рассказал ей, что существуют так называемые Безумные Барды, и хорошо бы, если бы они посмотрели ее мальчика – а вдруг? Как найти этих самых Бардов, незнакомец не знал.