Лучшее во мне

Спаркс Николас

Доусон двинулся к ней навстречу, и она, слабо улыбнувшись ему, тут же отвернулась. Доусон почувствовал, как внутри у него рождается паника.

Он сел в кресло-качалку и, молча сцепив руки, наклонился вперед.

— Не хочешь поинтересоваться, как прошел разговор? — наконец спросила Аманда.

— Я решил, ты в итоге сама все расскажешь, — сказал Доусон. — Ну если захочешь.

— Неужели я так предсказуема?

— Нет, — возразил Доусон.

— Оказывается, предсказуема. Не то что моя мать… — Аманда потянула себя за мочку уха.

— Если я когда-нибудь скажу тебе, что поняла свою мать, напомни мне о сегодняшнем дне.

— Хорошо, —

кивнул Доусон.

Аманда глубоко вздохнула, а когда наконец заговорила, ее голос прозвучал необычно отстраненно.

— Когда она приближалась к крыльцу, я была почти уверена в том, как будет развиваться наш разговор, — сказала Аманда. — Сначала она спросит, понимаю ли я, что творю и какую грандиозную ошибку совершаю. Затем последует лекция о последствиях и ответственности, после чего я ее перебью, сказав, что она ничего обо мне не знает. Я хотела донести до нее, что любила тебя всю жизнь и что Фрэнк уже не может сделать меня счастливой. Что хочу быть с тобой. — Аманда повернулась к Доусону, надеясь найти у него понимание. — И почти уже высказала ей все это, но потом… — Доусон следил за выражением ее лица. — Все же она может заставить меня усомниться в чем угодно.

— Ты имеешь в виду нас с тобой, — произнес Доусон, и комок страха еще более затвердел.

— Я имею в виду себя, — едва слышно прошептала Аманда. — Хотя и нас тоже. Ведь я действительно собиралась все это сказать ей. Именно это, потому что это правда. — Аманда тряхнула головой, словно пытаясь прояснить мысли, избавиться от иллюзий. — Но мама заговорила, и реальность тут же напомнила о себе. Я вдруг услышала, что говорю нечто совершенно иное. Как будто работали две радиостанции, одна из которых транслировала некую альтернативную версию той, которой я должна придерживаться. В альтернативной версии я говорила, что не хочу, чтобы Фрэнк все узнал обо мне, что меня дома ждут дети, для которых любые мои слова и оправдания на самом деле будут продиктованы элементарным эгоизмом.

Аманда замолчала. Доусон наблюдал, как она машинально крутит на пальце обручальное кольцо.

— Аннет еще маленькая, — продолжила Аманда. — Представить себе не могу, как ее можно лишить матери или отца. Как объяснить ей ситуацию, чтобы она поняла меня? А Джаред и Линн? Они почти взрослые, но от этого не легче. Как они отреагируют, узнав, что я разрушаю семью ради тебя, словно пытаюсь вернуть свою юность? — В голосе Аманды сквозила боль. — Я люблю своих детей, и их разочарование разбило бы мне сердце.

— Они тебя любят, — сказал Доусон, сглотнув комок в горле.

— Да. Поэтому я не хочу ставить их в такое положение, — возразила Аманда, отколупливая отслоившуюся краску на кресле-качалке. — Не хочу, чтобы они чувствовали по отношению ко мне ненависть или разочарование. А Фрэнк… — Она судорожно вздохнула. — Да, у него есть проблемы, и мне больших усилий стоит не позволить окончательно угаснуть своим чувствам.

Он неплохой человек и всегда будет жить в моем сердце. Иногда мне кажется, что он продолжает функционировать в нормальном режиме только благодаря мне. Но он не тот человек, который сможет пережить мою измену. Ему не оправиться от такого удара. Это… убьет его. Он совсем сопьется. Или впадет в глубокую депрессию, с которой не сможет справиться. Я не смогу пойти на такое. — Плечи Аманды поникли. — И потом — ты.

Доусон почувствовал, что она скажет дальше.

— Мы замечательно провели выходные, но это не настоящая жизнь,

а что-то вроде медового месяца, который вскоре кончится. Можно уверять себя, что этого не случится, давать какие угодно обещания, но это неизбежно, и спустя какое-то время ты уже не будешь смотреть на меня так, как смотришь сейчас. Я перестану быть женщиной твоей мечты, девочкой, которую ты когда-то любил, а ты — моей единственной настоящей любовью. Ты превратишься в человека, презираемого моими детьми, презираемого за развал нашей семьи, и тогда увидишь меня в истинном сеете — обыкновенной стареющей женщиной под пятьдесят, с тремя детьми, которые, возможно, даже ненавидят ее и которая в конце концов из-за всего этого возненавидит себя сама. Да и ты тоже меня возненавидишь.

— Это неправда, — твердо заявил Доусон.

Аманда собрала волю в кулак, стараясь сохранить решительность.

— Это правда, — сказала она. — Любой медовый месяц имеет конец. Доусон положил ей руку на колено.

— Время, которое мы с тобой проводим вместе, не медовый месяц. Это время, когда нам с тобой не нужно ничего скрывать. Я хочу по утрам просыпаться рядом с тобой, а по вечерам сидеть против тебя за обеденным столом, рассказывая, как провел день, и слушая о том, что произошло с тобой. Я хочу смеяться с тобой и засыпать, держа тебя в своих объятиях.

Потому что ты не просто женщина, которую я когда-то любил. Ты мой самый лучший друг, то лучшее, что есть во мне, и я не могу себе представить, что придется снова отказаться от этого. — Доусон помедлил, подбирая точные слова. — Возможно, тебе сложно понять, но когда ты уехала, ты взяла с собой все самое лучшее, и моя жизнь кардинально изменилась. — Ладони Доусона стали влажными. — Я знаю, ты боишься, мне тоже страшно. Но если мы упустим этот шанс и сделаем вид, будто ничего не произошло, то другой такой возможности у нас уже не будет. — Доусон поправил Аманде упавший на лицо локон. — Мы еще молоды. У нас еще есть время поправить дело.

— Не так уж мы и молоды.

— Молоды, — настойчиво повторил Доусон. — У нас впереди целая жизнь.

— Знаю, — прошептала Аманда. — А потому хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

— Все, что угодно.

Аманда, стараясь не расплакаться, терла переносицу.

— Пожалуйста… не зови меня с собой, потому что, если ты станешь меня уговаривать, я поеду.

Пожалуйста, не проси, чтобы я рассказала Фрэнку о нас, потому что я сделаю и это.

Пожалуйста, не проси меня забыть о своих обязанностях и разрушить семью. — Аманда судорожно, словно утопающий, вдохнула воздух. — Я люблю тебя, и если ты меня тоже любишь, то не будешь просить меня сделать это. Потому что я не доверяю себе и скорее всего не смогу отказаться.

Доусон молчал. Не желая признавать очевидного, он, однако, понимал, что Аманда права.

Распад семьи все изменит, в том числе и Аманду, как ни страшно было Доусону об этом думать. Он вспомнил письмо Така, который считал, что ей может потребоваться гораздо больше времени. Не исключено, что все уже кончено, и ему нужно просто жить дальше.

Но этого не должно быть. Он вспомнил, как все прошедшие годы мечтал снова ее увидеть, мечтал об их совместном будущем, которого у них, вероятно, никогда не будет. Он не хотел, чтобы она раздумывала, он хотел чтобы она сделала выбор сейчас же, хотя знал, что именно сейчас, как ничто другое, ей необходимо время. Он с силой выдохнул, надеясь, что так станет легче говорить.