Лучшее за 2004 год. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк
Шрифт:
– Молдова была советской республикой, созданной по приказу Сталина, – сказала она. – В нее входила Бессарабия, которая когда-то была частью Румынии и которую Сталин оттяпал в начале Второй мировой войны, и небольшая полоска земли с промышленными предприятиями, расположенная вдоль берега Днестра. После падения Советского Союза Молдова стала "независимой". – Терциан чувствовал, что Стефани повторяет чьи-то слова. – Однако к народу Молдовы эта независимость не имела никакого отношения, потому что вместо своих старых правителей он получил новую элиту, которая была не что иное, как бывшие советские чиновники, говорившие по-румынски и тут же принявшиеся обустраивать свои собственные дела, благо теперь их никто и ни в чем не ограничивал. И тогда Молдова начала распадаться – сначала от нее отделились
– Подождите, – сказал Терциан, – разве есть турки-христиане? – Такого, будучи по происхождению армянином, он и представить себе не мог.
Стефани кивнула.
– Да, есть турки-христиане, православные. Это гагаузы, сейчас они живут в своей автономной республике, которая входит в состав Молдовы и называется Гагаузия.
Стефани полезла в карман за сигаретами и зажигалкой.
– Ох, – сказал Терциан, – вы не могли бы курить в окно?
Стефани поморщилась.
– Странный вы народ, американцы, – бросила она, однако подошла к окну и открыла его, впустив в комнату свежий весенний воздух. Присев на подоконник, она, сложив ладони лодочкой, зажгла сигарету.
– На чем я остановилась? – спросила она.
– На турках-христианах.
– Так вот. – Стефани выдохнула сигаретный дым в окно. – Гагаузия была только началом – после этого один русский генерал, столковавшись с кучкой мошенников и некоторыми чинами из КГБ, поднял мятеж в отдаленном районе Молдовы, который находится на противоположном берегу Днестра, и стал еще одним политическим деятелем, представлявшим, в сущности, только самого себя. И как только русскоговорящие повстанцы поднялись против своих румыноговорящих угнетателей, в дело вступила советская Четырнадцатая армия, которая объявила себя "миротворцем" и вместе с "голубыми касками" из ООН создала двадцатимильную зону, в которой не признавали иного правительства, кроме своего собственного. За этим последовало создание новой армии, пограничных территорий, администрации, налоговых органов, таможен и новых экс-советских органов управления, чьи работники рассчитывали на приличные подношения. И ко всему этому – сотня тысяч бедолаг, которых нужно было разместить в лагерях для беженцев, в то время как чиновники разворовывали деньги на их содержание… Но, – она ткнула сигаретой, как указкой, – у Приднестровья была одна проблема. Его не хотела признавать ни одна страна, оно занимало крошечную территорию и не имело никаких природных ресурсов, кроме несовершеннолетних девчонок, которых тысячами отправляли на экспорт в публичные дома. Остальное население разбегалось кто куда, невзирая на то, что их паспорта не признавались практически ни в одной стране, а это вело к тому, что правящей элите было легче присваивать себе труд оставшихся в стране людей для поддержания своего хищнического постсоветского режима. Ведь все, что им досталось, – это масса устаревших предприятий тяжелой промышленности, чью продукцию никто не хотел покупать. И все же у них оставалась "инфраструктура". Электростанции, работающие на русском топливе, которое было им по средствам, и транспортная система. Поэтому один преступный режим пошел на сговор с другим преступным режимом, нуждавшимся в промышленных мощностях. Суть замысла состояла в том, чтобы освобождать определенных предпринимателей от большей части "налогов" в местную казну в обмен на их значительные взносы в казну высшего эшелона власти.
– Оружие? – спросил Терциан.
– Конечно, оружие, – кивнула Стефани. – Они производят в основном дешевые копии известных винтовок и автоматов, но их винтовки размером чуть ли не с гаубицу. Они пытались было развивать систему банков и информации, но ведь все это основывается на полном доверии, честности и строгом контроле, а когда всем заправляют мошенники и полные профаны, толку от этого не будет. И тогда они обратили взоры на биотехнологию. Появились фармацевтические фирмы, которые выпускали дешевые лекарства общего назначения, не обращая внимания на продукцию, запатентованную на Западе… – Лицо Стефани потемнело. – Не могу сказать, что меня все это так уж убивает, но я видела, как люди умирали тысячами, не имея возможности купить необходимое лекарство. Появились фирмы, которые занимались тем, что воровали данные западных исследований по генетике, а потом на их основе разрабатывали собственную продукцию. И до тех пор, пока они хорошо платят своей правящей элите, их компании не подвержены никакому
Терциан представил себе, как на какой-нибудь старой советской фабрике, где занимаются генной инженерией, появляются растения-мутанты с неизвестным генетическим строением, которые распространяются по всему миру. Трансгенные организмы, сброшенные в воды Днестра, попадают в Черное море и начинают быстро размножаться в благоприятной соленой среде…
– Новости, – напомнила Стефани и показала на телевизор.
Терциан включил звук, и в комнату хлынули громкие позывные новостей.
После прогноза погоды начали передавать сообщение об убийстве на острове Ситэ. Жертву назвали "неизвестным иностранцем", которого ударили ножом; никто не был арестован. Мотив преступления неизвестен.
Терциан переключился на другой канал, но и там было то же самое. Версия происшествия не изменилась.
– Я же говорила, – сказала Стефани. – Никаких подозреваемых. И мотива.
– Вы могли бы рассказать об этом полиции.
Она махнула рукой.
– Я же не знаю, кто это сделал или где их искать. Кончится тем, что подозревать начнут меня.
Терциан выключил телевизор.
– Так что же все-таки случилось? Ваш друг что-то украл у этих людей?
Стефани вытерла лоб.
– Он украл то, что для них не представляло никакой ценности. Это нужно беднякам, которым нечем платить. А я, – она вышвырнула в окно окурок, – вывезу это отсюда как можно скорее. Только мне нужно кое с кем увидеться. – Стефани закрыла окно, и свежий ветер перестал гулять по комнате. – Мне необходим мой паспорт. Это многое бы изменило.
"Сегодня я видел, как убили человека", – подумал Терциан. Закрыв глаза, он вновь увидел, как падал человек с белым лицом, искаженным агонией так же, как сама действительность.
Как все-таки ему надоела эта долбаная смерть.
Терциан открыл глаза.
– Я схожу за вашим паспортом, – сказал он.
Он шел по улице, кипя от злости, и тут увидел тех самых убийц; они сидели за столиком уличного кафе-бара, расположенного напротив отеля Стефани. Терциан узнал их сразу, ему не нужно было смотреть на их тяжелые ботинки или широкие лица и по-военному подстриженные усы – эти люди выделялись из толпы своей явно не французской внешностью. Наверное, поэтому и Стефани тогда обратилась к нему по-английски: он был одет и держался не как француз, его самый обыкновенный пиджак и галстук уж никак не бросались в глаза. Терциан отвел взгляд, когда заметил, что люди за столиком смотрят на него.
Внезапно злость сменилась страхом, и Терциан быстро пошел к отелю, уверяя себя, что его не узнают, потому что теперь на нем голубые джинсы, кроссовки и ветровка, а в руках – мягкая сумка. И все же он чувствовал на себе тяжелый пристальный взгляд, который сверлил ему спину, и от этого Терциан так занервничал, что едва не упал, зацепившись за ступеньку перед прозрачными дверями вестибюля.
Терциан снял номер, расплатившись за него кредитной карточкой, взял у администратора-вьетнамца ключ и поднялся по узкой лестнице на третий этаж, который французы почему-то считали вторым. Вокруг не было ни души, и Терциан стал думать, куда мог деться третий убийца. Наверное, ищет Стефани где-нибудь в аэропорту или на железнодорожном вокзале.
Войдя в свой номер, Терциан поставил сумку на кровать – в ней было всего несколько сувениров и бритвенные принадлежности – и вынул из кармана ключ от номера Стефани, обыкновенный ключ с тяжелым керамическим брелком в виде дверной ручки.
Приступ страха и удивления, который он испытал, увидев тех двух мужчин, снова начал уступать место ярости.
Они сидели за столиком, уставленным кружками с пивом, причем две кружки были уже пусты.
Пьют на работе. Ведут наблюдение в пьяном виде.
Ублюдки. Подонки. Они могут кого-нибудь убить просто с пьяных глаз.
Возможно, что уже убили.
Терциан все еще сердился, когда вышел из своего номера и спустился на один этаж. За ним никто не следил. Открыв комнату Стефани, он вошел и быстро закрыл за собой дверь.
Он не стал включать свет. В этот час солнце стояло в небе на удивление высоко: Терциан уже заметил, что здесь оно садилось гораздо позже, чем у него дома. Возможно, в своем часовом поясе Франция находилась ближе к западу.