Лучшее за год 2005. Мистика, магический реализм, фэнтези
Шрифт:
— Я не думаю, что мы должны что-то делать, — сказал я и обнял Джейн за плечи.
— М-м-м, — ответила она.
Мы ничего не делали. Ночь продолжалась. Где-то вдалеке, на самом краю кладбища, я услышал трель серебряной птицы, которой мы еще никогда не видели, но обязательно увидим, когда закончится этот год.
Майк О'Дрисколл
Молчание падающих звезд
Майк О'Дрисколл всю жизнь верил в то, что его «духовная» родина — Дикий Запад, хотя родился он в Лондоне, а детство и юность провел на юго-западе Ирландии. Писатель вырос на фильмах о ковбоях, мечтал стать таким, как Джон Уэйн, но затем его кумиром стал Клинт Иствуд. Неудержимый, он отважно отправился познавать мир, втискивая в два года по десять лет, дабы оставить время
Наконец, он поселился в Уэльсе, в местечке Свонси, нанимаясь там видеопрокатом в течение пяти лет, а в свободное от посетителей время начал писать короткие рассказы. Они были опубликованы в «The Third Alternative», «Interzone» в нескольких антологиях, изданных в США и Великобритании. О'Дрисколл также является автором статей о кинематографе, регулярно ведет колонку комментариев в «The Third Alternative» и колонку ужасов в «The Alien Online».
«Молчание падающих звезд» впервые было опубликовано в «The Dark».
Ничто не вечно. В течение жизни сердце мужчины успевает сделать около двух тысяч пятисот миллионов ударов, женское — на пятьсот больше. Это большие числа, но не бесконечные. Горизонт есть всегда, и не важно, насколько далеким он может показаться. Вместо того чтобы задумываться об этом, люди говорят о совершенной красоте природы, о ничтожности человеческой жизни в сравнении со временем, которое потребовалось для того, чтобы создать горы и камни. Забавно, насколько тяжелее сказывается на душе время, нежели все эти миллиарды доломита и земли. Несколько лет назад один рейнджер обнаружил нечто, припавшее к корням мескитового дерева, что стоит у входа в каньон Ханаупа. Формой оно было похоже на труп человека. Охваченный любопытством, он присел на корточки и дотронулся до останков. Тело, или что бы это ни было, находилось в настолько высушенном состоянии, что мгновенно начало рассыпаться, и когда подул легкий ветерок, останки превратились в прах.
Теперь невозможно сказать, что же это было на самом деле и что именно явилось причиной натурализации тела — высокая температура воздуха или время.
Сто шестнадцать градусов выше нуля по Фаренгейту [38] — такая жара в июле случается раз в пятьдесят лет. Всякий оказавшийся здесь в такое пекло без воды имеет несколько вариантов существования. Можно попробовать найти тень, которая, если вам повезет, понизит уровень обезвоживания примерно на пятнадцать процентов. Или можно просто присесть отдохнуть, вместо того чтобы идти, этим вы сэкономите около сорока процентов. Но температура земли здесь вполовину выше температуры воздуха. Идеальным выходом было бы найти место в тени, которое висело бы над землей.
38
46,6 °C
Если очень повезет и найдется такое место и у вас хватит ума не снимать одежду, тем самым сохраняя еще двадцать процентов влаги, тогда без источника воды вы протянете, самое большее, два дня при температуре сто двадцать градусов. Если не все сложится так хорошо, то будете потеть, выделяя две пинты воды в час. В результате неполучения равного количества жидкости в вашем организме начнется процесс обезвоживания. Появится тошнота, так как испарится пять процентов массы тела. Когда исчезнет десять процентов, появится дрожь в руках и станет труднее дышать. Из-за потери жидкости кровь сгустится и сердцу будет все сложнее выталкивать ее в конечности. Где-то между потерей пятнадцати и двадцати процентов воды вы умрете.
Из всего вышеописанного следует сделать вывод, что только одна вещь вечна — это то время, в течение которого вы будете мертвы. Не существует никакой реальной взаимосвязи между моими мыслями и внедорожником, который медленно едет на юг. Даже когда он съезжает на обочину и останавливается недалеко от высохшего соляного озера, распростертого по поверхности долины, я не могу точно сказать, что случится дальше. Я не желаю предполагать. Даже когда ничего не случается, я не очень удивляюсь.
Я внимательно изучаю овальное соляное плато в бинокль. Должно быть, индейцы гонялись по нему на лошадях, потому что это место называется Ипподром. В северной его части находится
На поверхности озера сдвигается тень. Когда я делаю попытку найти ее, все, что удается увидеть, — это камни, разбросанные по испещренной поверхности. Я очень внимательно осматриваю их в надежде увидеть ящерицу или грызуна, зная в то же время, что эта местность не населена животными. Вокруг лишь тишина, ни дуновения ветерка, ни шелеста в мескитовых деревьях. Внезапно что-то попадается мне на глаза, и волосы начинают шевелиться на голове. Движение столь медленное, что я сомневаюсь, происходило ли оно вообще. До того момента, когда что-то снова сдвигается еще на дюйм. С такого расстояния кажется, что предмет весит от восьмидесяти до ста фунтов. Я осматриваю валуны, находящиеся рядом, но ни один из них не сдвинулся. Только этот, тень которого, кажется, растворилась в резких лучах солнца, в то время как он опять смещается. Ветра нет, поэтому движения не поддаются никаким объяснениям. Все россказни, слышанные мною о камнях, имели хоть какую-то логическую основу, но тому, что я вижу здесь, нет разумного объяснения.
Разве что тот внедорожник и что бы то ни было внутри. Я оглядываюсь на то место, где он стоял, но его там нет. Внимательно изучив дорогу с севера на юг, мне не удается обнаружить автомобиль. Я осматриваю дно озера, надеясь, что он мог отъехать по нему, но вижу лишь разбросанные камни. Солнце стоит в зените, однако я точно знаю, что не перегрелся. Нет ощущения покалывания в руках и ногах, сердцу не тяжело. Возможно, потому, что ваш покорный слуга дышит осторожно. Я пристально гляжу на грунтовую дорогу, и кажется, делаю это целую вечность, высматривая какую-либо деталь, которую мог упустить из виду. Тем не менее не видно даже облака пыли или чего-то подобного, что указывало бы на пребывание человека.
Парень был одет в джинсы и просторную футболку, женщина — в шорты, футболку и бейсболку. Он стоял, глядя под капот японского внедорожника. У дороги валялась опрокинутая ржавая печка, чуть дальше были видны два ряда каменной кладки. Это было единственное, что напоминало о здании, которое давным-давно исчезло с лица земли.
На лице женщины появилась вымученная улыбка, когда я подъехал к «Тойоте RAV4» и вышел из машины.
— Вам нужна помощь?
— Думаю, мы просто перегрелись, — сказала она.
Я не смог распознать ее акцент.
Парень поднялся и вытер лицо футболкой.
— Чертов кондиционер, — сказал он. — Пожалуй, я слишком сильно гнал. Мы не привыкли к такой жаре.
Я кивнул:
— Сколько времени вы здесь торчите?
До того как женщина успела ответить, из заднего окна выглянула маленькая девочка.
— Генри Вудс, — обратилась она ко мне, прочитав надпись на моем жетоне, — вы полицейский?
— Нет, я рейнджер.
Женщина наклонилась и взъерошила волосы девочки.
— Рейнджер Вудс, познакомьтесь с Кэт. Я Софи Дэлони, а это мой муж Пол.
Пожав им обоим руки, я спросил Дэлони, нужно ли им что-нибудь. Он пожал плечами, усмехнулся и ответил:
— Вряд ли. Полагаю, вы скажете, что нам надо было взять напрокат американскую машину.
— Нет. Вам просто не повезло. — Я наклонился к двигателю и убедился в своей бесполезности как механика. — Это могло случиться с каждым.
— Да, вот с нами и случилось.
Я принес несколько бутылок воды из холодильника в моей машине и отдал их семейству. Дэлони пошел дальше разбираться с гайками и болтами, видимо, он не желал мириться с мыслью о своем бессилии что-то еще сделать, кроме как ждать, пока остынет двигатель.