Лучшее за год 2005. Мистика, магический реализм, фэнтези
Шрифт:
— Тетя Энна! — крикнул он прямо ей в ухо. — Это я, Уилл. Я здесь!
— Уилл! — Ее глаза наполнились слезами. — Ты бессердечный, бессовестный мальчишка! Где ты шляешься, когда дома столько дел?
Через ее плечо он видел площадь, покрытую чем-то черным и красным. Похоже, это были тела. Он на мгновение зажмурился, а когда открыл глаза, площадь уже наполнилась жителями. Они склонялись над телами, что-то делали с ними. У некоторых были запрокинуты головы, как будто они кричали. Но, конечно, он не мог их слышать, при таком-то звоне в ушах.
— Я поймал двух кроликов, Энна! — прокричал
— Это хорошо, — отозвалась она. — Я могу разделать и потушить их, пока ты моешь крыльцо.
Отрадой Слепой Энны была работа по дому. Она драила потолок и скребла полы. Заставила Уилла вычистить все серебряные вещи в доме. Потом всю мебель надо было разобрать на части, протереть, снова собрать и расставить по местам. Коврики — прокипятить. Маленький узорчатый футлярчик, в котором хранилось ее сердце, — достать из комода, где его обычно держали, и перепрятать поглубже в платяной шкаф.
Список работ по дому был нескончаемым. Она сама работала дотемна и Уилла заставляла. После взрыва он иногда плакал по своим погибшим друзьям, и тогда Слепая Энна ковыляла к нему и била, чтобы он перестал. И он переставал плакать, а заодно и что-либо чувствовать. И от этого чувствовал себя чудовищем. И от мысли, что он чудовище, снова начинал плакать, теперь уже плотно прижимая ладони к лицу, чтобы тетка не услышала и снова не побила его.
Трудно сказать, от чего он больше страдал: от чувствительности или от бесчувствия.
На следующий же день колокол снова погнал жителей деревни на площадь, пред светлые очи их короля-Дракона.
— Вы, глупые создания! — сказал Дракон. — У вас погибло шестеро детей и старый Танарахумбра — тот, кого вы называли Точильщиком Ножниц, и все потому, что вы понятия не имеете о самодисциплине.
Колдунья Яблочная Бесси грустно покачала головой и подтвердила:
— Это правда.
— Вы испытываете мое терпение, — продолжал Дракон. — Хуже того, вы можете посадить мои аккумуляторы. Запасы мои скудеют, и я лишь частично могу восполнять их каждый день. Теперь я понял, что нельзя быть таким королем-чурбаном. Вами нужно управлять. Так что мне нужен… спикер. Кто-нибудь небольшой и нетяжелый, кто поселится внутри меня и станет доносить до вас мои приказы.
Старая Черная Агнес протиснулась вперед.
— Это буду я, — устало сказал она. — Я знаю свой долг.
— Нет! — ворчливо отрезал Дракон. — Вы, старики, слишком хитрые. Я сам выберу кого-нибудь из толпы. Кого-нибудь поглупее… Ребенка, например.
«Только не меня! — исступленно подумал Уилл. — Кого угодно, только не меня!»
— Вот его, — сказал Дракон.
Итак, Уилл поселился внутри Дракона. Весь тот день до глубокой ночи под чутким руководством своего господина он рисовал на кусках пергамента планы каких-то устройств, по виду весьма напоминающих неподвижные велосипеды. Они предназначались для пополнения запасов энергии Дракона. Утром Уилл отправился в кузницу на окраине городка и велел немедленно изготовить шесть таких железяк. Потом зашел к старейшине Черной Агнес — передать, что каждый день шестеро жителей
Бегая по деревне со всеми этими поручениями — в тот первый день набралась чуть ли не дюжина распоряжений, предупреждений и пожеланий, — Уилл испытывал странное чувство нереальности происходящего. От недосыпа окружающее казалось до невозможности ярким. В развилках веток по дороге к Речной Дороге зеленел мох, саламандры лениво совокуплялись на углях в кузнечной печи, даже хищные растения в саду его тетки по-особенному затаились, как будто поджидали какую-нибудь неосторожную лягушку, которая вдруг возьмет и выскочит… В общем, знакомый и привычный пейзаж словно преобразился. Все казалось новым и странным.
К полудню все поручения Дракона были выполнены, и Уилл отправился на поиски своих друзей. Площадь, разумеется, была пустынна и безмолвна. Но и в узеньких боковых улочках, куда он забрел вслед за своей короткой тенью, тоже оказалось пусто. Ему стало жутко. Вдруг откуда-то из-за угла он услышал высокий девчоночий голос и пошел на него.
Маленькая девочка прыгала через скакалку и напевала:
Вот она, я, — ничья, своя. Не знаю, как мое имя. Вот мои ноги — я пры-ыгаю ими.— Джоан! — позвал Уилл, при виде девочки неожиданно почувствовав себя очень легко.
Джоан остановилась. Пока девочка двигалась, ее присутствие было заметно. А перестав двигаться, она как бы и существовать перестала. Сотня тоненьких косичек клубилась вокруг ее темной головки. Ручки и ножки — как палки. Единственным, что имело хоть какие-то размеры, были ее блестящие карие глаза.
— Я уже дошла до миллиона! — сердито крикнула она. — Из-за тебя придется все сначала начинать.
— Просто, когда начнешь сначала, считай: «Миллион один…»
— Так нельзя, и ты это прекрасно знаешь! Что тебе надо?
— Куда все подевались?
— Кто рыбу ловит, кто охотится. Остальные работают в поле. А кузнецы, медник и Угрюмый делают эти неподвижные велосипеды, которые должны поставить на площади Тирана. А горшечница и ее подмастерья копают глину на берегу реки. А целительницы — в Дымной Хижине на краю леса — с Паком Ягодником.
— Туда и пойду. Спасибо тебе, малявка.
Попрыгунья Джоан не ответила. Она уже снова скакала через веревочку, приговаривая: «Сто тысяча один, сто тысяча два…»
Дымная Хижина была некрашеной лачугой. Она таилась так глубоко в зарослях тростника, что казалось, пойдут дожди — и пиши пропало, ее совсем засосет болото. Осы лениво летали туда-сюда, их гнездо лепилось под самой крышей хижины. Уилл толкнул дверь, она громко заскрипела.
Женщины дружно обернулись. Бледное тело Пака Ягодника белой кляксой лежало на полу. Женщины смотрели на Уилла зелеными, немигающими, как у лесных зверей, глазами. Они безмолвно вопрошали, зачем он явился.