Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм
Шрифт:
Когда бы ни появлялся Дэвид, его приход был для меня большим облегчением.
— Слушай, — сказал он как-то раз, — давай сходим в кино.
Мы пошли на двойной показ в «Биографе» — на «Историю Адели Г.» и «Jules et Jim». [61] Там были чертовски неудобные кресла, но зато просмотр давал четыре часа блаженства в помещении с отличным кондиционером. Дэвид смотрел «Адель Г.» уже шесть раз. Он уселся рядом со мной, восхищаясь и что-то бормоча себе под нос. Я с трудом пробивалась сквозь пелену разговорного французского и потому, по большей части, читала субтитры. После фильма мы, щурясь, окунулись в долгие
61
«Жюль и Джим».
Возвращение заняло у нас целые часы. К тому времени как мы оказались наконец у лестницы, ведущей в нашу квартиру, опьянение уже прошло. Было где-то девять часов вечера пятницы.
— Черт! — произнес Дэвид. — И что мы теперь будем делать?
Вокруг не было ни души. Мы повисли на телефоне, но нигде не намечалось никаких вечеринок, и никто из тех, у кого была машина, не мог приехать и забрать нас куда-нибудь. Мы облазили всю квартиру в поисках забытых запасов пива или завалившихся денег, вывернули все карманы, надеясь найти старые заначки травы, «Черных красоток», гашиша.
Полный ноль.
В комнате Марси — в ее джинсах — удалось наскрести мелочи доллара на три. Этого не хватало ни на выпивку, ни на то, чтобы опять попасть в город.
— Вот черт, — сказала я, — этого вообще ни на что не хватит.
Со стороны парковки донеслись глухой рокот мотоциклов, детский плач, чьи-то вопли.
— Ты гнусный, обдолбанный ублюдок!
— Ублюдков тут более чем достаточно, — отметил Дэвид.
А затем мы услышали выстрел.
— Боже мой! — крикнул Дэвид и рванулся вместе со мной к двери. Из соседней квартиры донесся звон разбитого стекла. — Они стреляют из окон!
— Сказала же — не хватит ни на что. — Я толкнула его на прежнее место и снова уселась. — Я не собираюсь сидеть здесь всю ночь.
— Ладно, ладно, давай подождем…
Он осторожно подобрался к окну в кухне и подтянулся к подоконнику, чтобы выглянуть наружу и осмотреться.
— Слушай, они и в самом делестреляли из окна, — раздался его восхищенный голос. — Круто!
— Они нам случайно пива не оставили?
Дэвид покосился на меня через плечо.
— Нет. Но у меня возникла одна идея.
Он вполз обратно в гостиную и, подойдя ко мне, начал опять выгребать мелочь из карманов.
— Мне кажется, что теперь у нас достаточно денег, — сказал он после того, как в третий раз пересчитал всю наличность. — Да, вполне хватит. Но нам нужно туда добраться — они закрываются в девять.
— Кто закрывается?
Я пошла за Дэвидом на лестницу и на улицу.
— Аптека, — ответил Дэвид. — Давай, пошли.
Мы пересекли Квинс-Чепл-роуд, увертываясь от «мустангов» и отвратительных проституток. Тоскливым взглядом я проводила проезжающий мимо «восьмидесятый» автобус, возвращавшийся в город. Было уже почти девять. Небо над головой окрасилось в характерный для
— Подожди минуту.
Я остановилась в центре улицы, раскинула руки и запрокинула голову к небу. Меня пронизывало то же чувство, которое, должно быть, охватывало Дэвида, когда он стоял, прислонившись к стене клуба: я застыла в ожидании, ждала, просто ждала того момента, когда мир камнем упадет на меня, словно ястреб на охоте.
— Какого черта ты делаешь?! — заорал Дэвид, когда мимо пронеслась машина, и вытолкнул меня на тротуар. — Пошли!
— Что вообще нам нужно? — воскликнула я, когда он затащил нас в аптеку.
— Триаминик.
Вообще-то мне казалось, что должен быть какой-нибудь закон, запрещающий продавать целых четыре бутылки сиропа от кашля двум потасканного вида подросткам. Однако, похоже, такого не существовало, хотя я испытывала немалое смущение, стоя рядом с Дэвидом, когда он без малейшего стыда ссыпал на кассу пенни, пятицентовики и четвертаки.
Мы пошли обратно в Квинстаун. Я еще никогда не принимала сироп от кашля, ну кроме, конечно, тех случаев, когда меня действительно мучила простуда. Мне казалось, что мы будем пить его небольшими порциями, по чайной ложке, в определенное время, в течение вечера. Вместо этого Дэвид открутил крышку, швырнул ее на землю и одним глотком осушил целую бутылку. Я уставилась на него со смесью восхищения и отвращения, но затем пожала плечами и сделала то же самое.
— Вот дерьмо!
Я поперхнулась, выпитый сироп застрял комом в горле, и мне с трудом удалось-таки пропихнуть его вовнутрь. Когда способность видеть возвратилась ко мне, Дэвид уже приканчивал вторую бутылку и заглядывался на ту полную, что осталась у меня. Но я его опередила — стиснула ее в руках, выпила и затем привалилась к коробке. Кто-то зажег свечу. Кто это был — Дэвид или я? Где-то включили запись, один из альбомов Брайана Ино — кажется, «Другой зеленый мир». Какой-то человек таращился на меня — парень с распущенными длиннющими волосами цвета воронова крыла и мерцающими глазами, которые казались то лазоревыми, то черными.
— Подожди. — Все слова испарились из моей памяти, и теперь я судорожно пыталась собрать непослушные бусины. — Я. Хочу. Чтобы. Ты…
Слишком поздно, Дэвид уже ушел. Моя рука пошарила по полу в поисках книги, которую я там оставила, — потрепанное издание Рембо в бумажном переплете от «Новых течений». Даже от страниц веяло французским. Нечетные страницы содержали английский перевод.
Я хотела, чтобы Дэвид прочел мне «Le lettre du voyant», письмо Рембо своему другу Полю Демени, письмо провидца. На английском я помнила его наизусть и свободно читала, но разговорный французский всегда ускользал от меня, подобно верткой рыбе в воде, и, похоже, так будет всегда. Я открыла книгу и напряженно вглядывалась в пелену от дешевых наркотиков и тошноты, пока наконец сквозь нее не проступил текст.
«Je dis qu’il faut 'etre voyant, se faire voyant.
Le Po'ete se fait voyant par un long, immense et raisonne d'er`eglement de tous les sens.
Toutes les formes d’amour, de souffrance, de folie; il cherche lui-m^eme…»
«Мне кажется, что тот, кому предназначено быть провидцем, будет им.
Поэт становится пророком не сразу, он идет тернистым путем погружения в безграничный и непрестанный хаос чувств.
Всех форм любви, страдания, безумия; он ищет их в самом себе…»