Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
Она подняла к губам чашечку с кофе и отхлебнула.
— Меня зовут Лили, — учтиво представилась девушка, с удивлением приглядываясь к сетке морщин на руках Клариссы, к темно-коричневым пятнам на них и к тому, как эти руки непрерывно дрожали, так что чашка вся была в мутных потеках. Если во внешности Лили было очень мало деталей, то облик Клариссы, напротив, казался слишком детализированным. «Такая внешность, наверное, стоит целое состояние, — подумала Лили, — но зачем человеку понадобилось так выглядеть?»
— А я Кларисса, милочка. Кларисса Фолл, — величественно произнесла старуха, допив кофе и вытряхнув
— Вы знаете дорогу? — осмелела Лили. — Вы знаете дорогу к площади Пикадилли?
— Еще бы я не знала! — фыркнула Кларисса. — Мне уже больше двухсот лет, и я живу в Лондоне с самого рождения. Знаете, я самый последний материальный человек, оставшийся в городе. — Она взглянула на часы. Кларисса до смерти нуждалась в компании и во внимании, но стоило ей все это получить, как она становилась удивительно нетерпеливой и бесцеремонной.
— Ой, двести, — робко повторила Лили. — Порядочно. А то я собиралась предложить поехать с вами, чтобы показать дорогу…
— Да, конечно, поехали, — великодушно согласилась Кларисса. Законы материального мира несовместимы с возможностью передвижения физических людей по виртуальным дорогам, но виртуальным людям ездить на материальных машинах правилами Поля не воспрещалось. Единственная трудность заключалась в том, что инвалидная коляска была рассчитана на одного человека, так что Лили должна была ехать сзади, на выступе, предназначенном для сумок с покупками.
— Я не против, — ответила Лили, которой было не до гордости. — Это не так далеко.
— Боюсь, мне придется отключить свой имплантат, — сказала Кларисса, — чтобы видеть бугры на дороге. Вы не сможете со мной разговаривать, пока мы не доедем туда.
— Я не против, — охотно согласилась Лили. Она понятия не имела, о чем говорит старуха, но уже давно смирилась с мыслью о совершенной непостижимости жизни.
Кларисса завела машину и тут же, взглянув на дисплей, заметила, что батарейка садится. Когда она отправлялась в путь, стрелка указывала на полный заряд, теперь же она была на краю красной зоны с предупреждающим сигналом: «Внимание! Заряд на пределе!» На какой-то краткий миг старая женщина позволила себе осознать, в какую переделку попала, и ощутить страх, но потом сознательно, со всей твердостью подавила его.
Кларисса медленно ехала по Тоттенхем-Корт-роуд. Мертвые, темные здания магазинов таращились на нее своими слепыми, зачастую разбитыми и забитыми сухими листьями окнами. На пустынных дорогах валялись куски битого асфальта. И полная тишина царила вокруг, если не считать жалобного завывания электрической коляски да щелканья камней, выскакивавших из-под ее резиновых колес. Лили же видела полные товаров витрины, проносившиеся мимо машины, автобусы и сновавших туда-сюда людей.
— Почти приехали! — бодро крикнула она, все еще до конца не понимая, что Кларисса, со своим бездействующим имплантатом, при всем желании не могла ни слышать ее, ни чувствовать ее присутствия. Лили легонько взвизгнула, когда Кларисса с беспечным видом пересекла дорогу, вырулив на встречную полосу, и поехала по ней, царственно безразличная к гудкам и возмущенным окрикам.
— Она материальная, — сообщала со своего насеста Лили, объясняя выходки Клариссы. — Просто
Они не проехали и до середины Шефтсбери-авеню, как аккумулятор окончательно разрядился, и коляска замерла.
Теперь уже Кларисса испугалась по-настоящему. Приближался вечер, на улице холодало, а она, пожилая женщина с покалеченной ногой, оказалась одна в центре мертвого города, без пристанища, без еды и питья, без гроша в кармане, чтобы добраться домой.
Но Клариссе ничего не стоило выбросить из головы нежелательные мысли.
— Это недалеко, — пробормотала она, имея в виду не псевдозамок, свой далекий дом, а площадь Пикадилли, которая по-прежнему оставалась впереди и не сулила ей ни тепла, ни пищи, ни решения проблем, но дело было не в этом. — Я просто должна буду пройти пешком, — сказала она. — Что за нелепость — приехать издалека и ничего не увидеть.
Кларисса выбралась из коляски и, борясь с болью, захромала вперед, полная решимости одолеть последнюю пару сотен метров, но потом, вспомнив о Лили, остановилась.
— Остаток пути пройду пешком! — заорала она, обернувшись, справедливо полагая, что Лили идет следом, но по ошибке подумала, что раз та невидима, то и слышать не может. — Я вас не вижу, потому что мой имплантат отключен, и я не хочу его включать, пока не попаду туда, чтобы не портить впечатления.
Кларисса все распланировала. Она собиралась включить устройство, лишь когда окажется в самом центре Пикадилли-сёркус.
— Но вы можете пойти со мной! — прокричала она так, словно лично контролировала пропуск на эти людные улицы.
Прихрамывая, она сделала несколько шагов вдоль безжизненных развалин проспекта (в то время, как в другом Лондоне ее объезжали машины, на нее оборачивались пешеходы, тараща от удивления глаза, а следом терпеливо брела Лили; надо сказать, эта парочка здорово напоминала Доброго короля Вацлава [129] и его верного пажа.).
— Однако вот что я вам скажу, — проговорила Кларисса, снова останавливаясь. Лицо ее сморщилось от боли в ноге, но тон был небрежным. — Если бы вы оказали мне любезность и позвонили в Совет, попросив их прислать кого-нибудь из материальных людей, чтобы выручить меня, я была бы благодарна… Исключительно из-за того, что в моей проклятой коляске сел аккумулятор, поэтому, понимаете ли, она не в состоянии довезти меня обратно.
129
«Добрый король Вацлав» — известный рождественский гимн, героями которого являются чешский князь, патрон Чехии святой Вацлав, живший в X веке, а также его паж.
— У меня совсем нет денег, — ответила Лили. — Вы считаете, это чрезвычайная ситуация? Позвонить по аварийному номеру?
Но Кларисса, конечно же, ее не слышала.
Когда она дохромала до площади Пикадилли, уже стемнело. Дома стояли застывшими каменными глыбами, все те тысячи лампочек, что когда-то веселыми цветными огоньками мелькали на старых рекламных вывесках, были неподвижны и безучастны ко всему, а статуя Эроса скорее походила на ангела смерти на каком-нибудь мавзолее, чем на бога физической любви.