Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
— Мадам Первый Помощник. Вы всегда были выдающейся и удивительно страшной сукой.
— Я не знала, что это был Се'лен, — заметила она.
— И не знала, почему он убивает мужей. — Памир медленно поднялся. — Потому что старый библиотекарь, Леон'ард, вычислил, кто такая Розелла. Он рассказал Се'лену то, что узнал, упомянув, что отец Розеллы — женщина, причем женщина, являющаяся вторым по значимости лицом на борту Великого Корабля.
— Да, в публичных записях имеются изъяны. — Женщина кивнула и добавила: — Этой проблемой я как раз собираюсь заняться.
— Хорошо, — ответил Памир.
— И да, я трудная душа. Сучья королева и тому подобное. Но то, что я совершила, огромно и чрезвычайно сложно, и по миллиону уважительных причин будет лучше, если моя дочь останется в стороне от меня и моей жизни.
— Может быть, — согласился он.
— Оглянись на последние дни. Нужны ли тебе другие причины? — спросила она и шагнула ближе. — Но в одном ты не прав. Кем бы ты ни был.
— В чем?
— Ты решил, что я желаю твоей смерти, а это не так. Это риск и дело случая. Но, как хороший капитан, я должна была рассмотреть такую возможность и составить план действий в исключительных обстоятельствах, просто на всякий случай. — Она сделала еще шаг. — Нет, это было… вдобавок ко всему остальному, что как будто было… вот почему я подключила прослушку.
— Прослушку? — пробормотал Памир, искренне озадаченный.
— Ты, кажется, мастер исчезновений. — Миоцен подступила совсем вплотную и прошептала: — Может наступить день, когда я не смогу больше защищать свою дочь, и ей потребуется испариться, основательно и навеки…
За третьей зыбью темноты упала монолитная чернота ночи.
— Вот твоя задача, если пожелаешь взяться за нее. — Слова женщины упали в непроглядный мрак. — Кем бы ты ни оказался… Эй, ты здесь, ты слышишь меня?..
XVIII
Розелла бродила неделями, шаг за шагом пересекая пустыню Индиго. Она путешествовала в одиночестве, прикрепив «плавающую» упаковку с припасами к поясу. Минуло десять лет, а может, и тысяча. Она с трудом вспоминала, сколько прошло времени, и это было хорошо. Женщина чувствовала себя во многих смыслах гораздо лучше, и старая боль стала настолько знакомой, что ею можно было пренебречь. Розелла даже испытывала некоторое подобие счастья. Прогуливаясь по опаленным камням или давя подошвами багровые мясистые стебли, она мурлыкала себе под нос иногда человеческие песни, а иногда мелодии, куда более трудные для воспроизведения, но от того не менее прекрасные.
Однажды днем женщина услышала, как ее напеву отвечает другой напев.
Взойдя на гребень обрывистого кряжа, она увидела нечто совершенно неожиданное — клумбу с пышными, ухоженными, политыми льянос вибра.
Растения запели ей — уже громче.
Женщина направилась к ним.
Среди цветов кто-то сидел. Возможно, человек. Судя по виду — мужчина. Сидел спиной к ней, лицо его совершенно скрывали нечесаные черные космы. И все же он отчего-то казался очень знакомым. Знакомым как нельзя лучше, и Розелла зашагала быстрее, и улыбнулась, и попыталась пересохшими губами и осипшим голосом петь в унисон с чужеземными сорняками.
Кен Маклеод
Совпадение [92]
Когда ты говоришь,
— Так мне порой представляется, — согласился он. — Тебе, конечно, легко говорить.
Касим фыркнул:
— Это всякий скажет! Даже мусульманам здесь проще. Не говоря уже о буддистах и индуистах.
92
«A Case of Consilience», by Ken MacLeod. Copyright © 2005 by Ken MacLeod. First published in Nova Scotia: New Scottish Speculative Fiction (Crescent Books), edited by Neil Williamson and Andrew J. Wilson. Reprinted by permission of the author.
— Вот именно, — подхватил Дональд. — Нет, меня особенно раздражает, что миллионы христиан приняли бы все это спокойно. Англикане, либералы, католики, мормоны, если я не ошибаюсь. И мои братья по вере способны еще до завтрака придумать дюжину разных оправданий — все еретические, будь им это известно. Но они не знают, слава Господу и их тупым маленьким мозгам, так что их грешки будут, конечно, прощены как совершенные в полном неведении. А единоборство выпало мне. По воле Провидения. Как мне думается.
— Я все-таки не пойму, в чем проблема, — что отличает вас от тех, других христиан?
Дональд вздохнул:
— Не так легко объяснить. Скажем так. Ты воспитан неверующим, но, полагаю, ты совершенно отчетливо представляешь Бога, в которого не веруешь. Так?
Касим кивнул:
— Само собой. Аллах всегда был… — он пожал плечами, — составляющей культурной среды. Ее слабостью.
— Ну да. А теперь, что ты почувствовал, когда впервые познакомился с верованиями христиан относительно их Сына Божия?
— Это было давно, — протянул Касим. — Мне тогда было лет восемь-девять. В школе в Кируке. Мне рассказал один одноклассник во время… ну, с прискорбием признаю, во время драки. Подробности опускаю. Достаточно сказать, что я был поражен. Это звучало нелепо и оскорбительно. Я потом смеялся над собой.
— Я тоже умею смеяться над собой, — сказал Дональд, — но я испытал те же чувства — в моем случае, при мысли, что Сын не уникален, что Он обретал другие формы и так далее. У меня язык не поворачивается это произносить. Я буквально содрогаюсь. Но и мысли, что Он ничего не значит вне Земли, я принять не могу. Так что нам делать с разумными существами, которые не являются людьми, но могут оказаться грешниками?
— Может быть, они остаются вовне, — предположил Касим, — как большинство людей, если я правильно понимаю ваше вероучение?
Дональд поежился:
— Так не говорят, и во всяком случае этот вопрос решать не мне. А я в затруднении.
Он откинулся на спинку стула и мрачно уставился на опустевшую банку, а потом в смеющиеся, сочувственные глаза дружелюбного циника, перед которым он открылся больше, чем перед любым верующим на станции.
Касим поднялся:
— Ну, мне остается только сказать: «Слава богу, что я атеист!»