Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)
Шрифт:
Я вижу, как его рука тянется к темной тени внизу живота, и отвожу взгляд. Я хочу испытать к нему желание, но меня сковывает ползущий по спине холод, сердце немеет.
Он протягивает руку.
— Иди сюда.
Я качаю головой.
— Все будет как раньше. Ничего не изменилось.
— Давай попробуем. Прошу тебя, Кристин, всего разок.
И я сдаюсь. Выключаю в спальне свет и с закрытыми глазами снимаю одежду, словно тогда он не сможет меня видеть. Потом заползаю под простынь, где Рики, которому раздеваться не понадобилось, уже ждет.
— Я нашел твоего доктора Идза, — говорит он, — и позаботился о том, чтобы его тело не обнаружили еще лет двадцать. Но прежде чем применить к нему ножичек, мы побеседовали. — В темноте я не видела, но поняла, что он улыбается. — А затем я применил ножик и к себе.
— Что-что?
— Пришлось залечь в нору и выждать, пока шрамы обретут рельеф. Думаю, тебе понравится к ним прикасаться. Думаю, теперь тебе
— Я не понимаю…
— Я знаю твои Слова, Кристин, — сказал Рики. — Я заставил его сказать их.
Моя рука пытается зажать ему рот, но он ее отталкивает.
— Не волнуйся. Мне не нужно произносить их вслух, — говорит Рики. — Теперь они мои, точно так же как и твои. Погладь меня. Почувствуй шрамы. — Он берет мою руку и направляет вниз. — Можешь начать с моего дружка.
Элизабет Хэнд
Генри Даджep наизнанку
Пер. И.Богданова
Элизабет Хэнд — автор шести романов, в том числе «Walking the Moon», «Winterlong», «Glimmering», «Mortal Love», и множества рассказов. Произведения Хэнд завоевывали многочисленные награды, среди которых Всемирная премия фэнтези, премия «Небьюла», литературная премия имени Джеймса Типтри Младшего.
Критические статьи и эссе Элизабет Хэнд регулярно появляются в The Washington Post Book World, Village Voice и Fantasy and Science Fiction. Всю жизнь писательница интересовалась необычным и фантастическим в искусстве. Жизнь и творчество Генри Дарджера сквозь призму острого, сочувственно/о и проницательного эссе Хэнд предстают нерешенной загадкой, которую нельзя просто описать или проигнорировать.
Впервые сокращенная версия этого эссе была опубликована в Fantasy and Science Fiction.
Вначале этого года жители Нью-Йорка выстраивались в очередь, чтобы увидеть живые, большого формата образы мира, столь не похожего на наш, населенного доверчивым, как дитя, народом, что ведет грандиозную битву с чудовищными силами зла. Драконы, демонические существа, тщательно детализированные пейзажи, добросовестно воспроизведенные сцены боевых действий и возмущения разрушительных сил природы — все это плод воображения благочестивого католика, родившегося в 1892 году, того, чье творчество отразило как увлечение автора христианскими мифами, так и дурное влияние войн и технологий двадцатого столетия.
Что это — первая часть «Властелина Колец» Питера Джексона? Нет. Это картины Генри Дарджера, так называемого «постороннего художника», колоссальное наследие которого — все то, что им нарисовано и написано, — посмертно закрепило за ним известность как одной из любопытнейших фигур минувшего столетия. Со времени обнаружения в квартире Дарджера в 1972 году за несколько месяцев до его смерти огромного клада картин-коллажей, художественных текстов и автобиографического материала, интерес к его творчеству только возрастает. Более того, теперь, после почти ста лет безуспешных попыток, благодаря Дарджеру возникла возможность перевода дощечек с древнекритским линейным письмом. Но если творчество Дарджера уже досконально исследовано, то работа другого выдающегося художника, Дж. Р. Р. Толкина, по-прежнему страдает от невнимания, а нередко и от высокомерного презрения критики, несмотря на коммерческий успех — даже как раз «благодаря» ему.
А Толкин и Дарджер — современники, они родились в разные месяцы 1892 года и умерли примерно в одно и то же время — Дарджер в конце 1972 года, а Толкин в сентябре 1973 года. И хотя они жили и умерли, можно сказать, в совершенно разных мирах (Толкин большую часть жизни прожил в Англии, Дарджер — в Чикаго), а во взрослый период они могли бы показаться едва ли не антиподами, ранние их годы отличаются жуткой, внушающей едва ли не суеверный страх симметрией. На обоих глубокое впечатление произвели потери в раннем детстве. Мать Дарджера умерла за несколько недель до четвертого дня его рождения; отец Толкина умер спустя несколько месяцев после того, как будущему писателю исполнилось четыре. Оба остались сиротами в раннем возрасте. После смерти (от диабета) матери двенадцатилетний Толкин вместе со своим младшим братом попал под опеку великодушного приходского священника, а затем его взял к себе родственник. В 1900 году больной отец Дарджера увлекся церковной деятельностью; его сын был приписан к воспитательному дому мальчиков-католиков, а после смерти отца, пять лет спустя, тринадцатилетний Дарджер был помещен в воспитательное заведение закрытого типа (в 1908 году он оттуда сбежал). Оба начали работать над своими эпопеями примерно в одно и то же время — Толкин в 1913 году, а Дарджер — годом раньше. Оба в своем искусстве использовали визуальные и вербальные формы. И обоих увлекло создание эпической истории воображаемого мира: Средняя Земля Толкина и Царство Нереального Дарджера.
Книга «Генри Дарджер: в Царстве Нереального» историка Джона М. Макгрегора — авторитетный труд, который кажется
Возможно, самая острая реакция на подобные сугубо личные, глубинные акты творческого самовыражения исходит от художника Натана Лернера, домохозяина Дарджера и человека, который вместе с помощником-студентом открыл монументальные свершения Дарджера незадолго до смерти последнего:
«Что заставило его делать все то, что делать было не нужно?»
В самом деле, что? Возможно, Генри Дарджер и не был безумцем, но он был настолько близок к расклейщику афиш, насколько может быть только посторонний художник. За несколько недель до четвертого дня рождения Дарджера его мать умерла от родильной горячки после появления на свет девочки. Дитя, сестра Генри, позднее была отдана на удочерение; ее дальнейшая судьба неизвестна, но ясно, что ее исчезновение вскоре после смерти матери и горе отца явились главным событием, вокруг которого взрослый Дарджер сконструировал блестящую, полную треволнений и волнующую историю «Царства Нереального». Побывав в воспитательном доме для мальчиков-католиков, в 1904 году двенадцатилетний Дарджер был помещен в Линкольновский дом для слабоумных детей. Его отец помог составить документы о препоручении перед своей кончиной в 1905 году. Генри оставался в доме до 1908 года. Причиной его пребывания там была склонность к агрессивному поведению (избиение младших детей, возможно, негативная реакция по отношению к маленькой сестре, которая лишила его матери; нападение на учителя; поджоги; злоупотребление своей силой). Это побудило осматривавшего его врача объявить ребенка «безумным». Однако, несмотря ни на какие психологические отклонения, юный Генри отнюдь не был слабоумным. Он был развит, любил читать, особенно газеты и книги по военной истории (Гражданская война была его особой страстью); во время пребывания в католическом приюте он был, вероятно, изумлен издательской деятельностью, которую вела миссия, привлекая к участию в ней воспитанников. Макгрегор предполагает, что Дарджер, возможно, страдал синдромом Аспергера. Это сравнительно мягкая форма аутизма, которая характеризуется затруднениями в установлении и поддержании человеческих отношений и вызывающим поведением — часто при нормальных умственных способностях и свободе устной речи.
Несмотря на позднейшее заявление Дарджера: «В конце концов мне понравилось там, еда хорошая и ее много», дом для слабоумных детей был, должно быть, кошмарным учреждением, отличавшимся яростными вспышками агрессии и отсутствием какого-либо взаимопонимания между его 500 сотрудниками и 1200 обитателями. Летом случались передышки, когда Генри посылали работать на ферму за пределами города. После нескольких неудавшихся попыток бежать, семнадцатилетний Генри наконец-то сделал это и возвратился в Чикаго, где нашел работу швейцара в больнице Святого Иосифа.
«Странно это, но о том, чем хорошо обладать, и о днях, которые приятно проводить, быстро рассказывается, и не очень-то к этому прислушиваются; а вот из того, что страшно и даже ужасно, получается хороший рассказ, да и рассказывать приходится долго».
Так Толкин размышляет в «Хоббите». И хотя продолжение жизни Генри Дарджера лишь с большой натяжкой можно назвать «хорошим», значительных событий в жизни этой определенно не происходило, во всяком случае на взгляд стороннего наблюдателя. В 1917 году он был призван в армию, но спустя несколько месяцев демобилизован по состоянию здоровья. После этого он работал швейцаром и посудомойкой в больницах. Затем, когда он сделался слишком слаб для подобной работы, ему стали поручать более легкие занятия прислуги. Похоже, что у него был всего-навсего один настоящий друг. В 1932 году он переехал в многоквартирный дом, где в одной большой комнате ему предстояло провести остаток жизни. В 1956 году здание было куплено художником Натаном Лернером, человеком доброжелательным, богатым представителем богемы, создавшим из дома своеобразную пристань для художников, музыкантов и студентов художественных школ, которые не только терпели присутствие Дарджера, но и оказывали посильную помощь одинокому старику.