Лучшие годы жизни
Шрифт:
– Ничего сволочного, – она повернулась к нему и поцеловала в рот. – И не говори больше таких слов. Ты же не для себя. И я не для себя. Мы для людей… Ведь так?
– Так, так, только не хочу больше тревожиться из-за этих вещей… Не могу даже думать, что ты вдруг попалась бы на этом…
– Всё уже позади. Всё в порядке. Ты не поверишь, но у меня такой душевный подъём сейчас! Будто нашкодила, а меня не поймали. Что-то из детства всколыхнулось.
Они поднимались по лестнице, останавливаясь и подолгу целуясь. Глубина недавних переживаний обострила их чувства до предела. Прикосновения губ пронизывали насквозь, били током, кружили голову. Тёмная лестничная клетка плыла куда-то ввысь, переливаясь мутными мерцаниями проникавших с улицы рекламных огней.
– Я люблю тебя, – шептал Юрий.
– Скорее в комнату! Я вся горю! Нет сил терпеть! Хочу тебя, хочу всего, хочу бесконечно!
***
За прошедший месяц Полётов провёл пять встреч с Джорджем Уоллисом, заверил его в том, что «госпожа Кинжалова готова привезти на международную книжную ярмарку вместе с книгами своего издательства и материалы, которые ждёт Уоллис».
– Это не для меня, – в который раз поправил американец, – а для моего товарища, для его бизнеса.
– Джордж, я не знаком с ним, но знаю тебя. Я согласился помочь тебе, как друг помогает другу. Что касается Кинжаловой, то я объяснил, что это эти бумаги нужны мне для работы. Мне нужны, а не тебе и не кому-то ещё. Для меня она готова на многое, – Полётов многозначительно подмигнул.
В действительности с Катериной разговаривал об этой операции не Юрий, а офицеры контрразведки. Они в общих чертах обрисовали ситуацию и попросили о помощи.
– Что я должна сделать? – Спросила она. – Скажите, чем конкретно я могу помочь? Я ведь ничего не понимаю в таких вещах.
– Во-первых, Екатерина Алексеевна, не рассказывайте никому о нашей встрече. Во-вторых, давайте условимся, что мы установим в вашем кабинете аппаратуру.
– Аппаратуру? Микрофоны?
– Камеры. Для наблюдения.
– Зачем? Не понимаю, – Кинжалова улыбнулась и полжала плечами. – Не понимаю, для чего нужно наблюдать за моим кабинетом.
– Екатерина Алексеевна, человек, который принесёт вам документы и которого нам обязательно надо взять, должен быть под нашим «колпаком». То есть мы должны видеть, как будет происходит передача материалов. Нам лучше, чтобы встреча состоялась у вас в офисе, в вашем кабинете. Если этот человек будет настаивать на встрече в другом месте, пошлите его к чёрту.
– Как?
– Скажите, что вы и так делаете одолжение, согласившись отвезти в Барселону этот груз и что лично вам это вовсе не нужно.
– А если он откажется?
– Будем думать, как вести себя дальше.
– Что ж, вам виднее.
Человек с секретными материалами не стал упрямиться и пришёл в офис «Папирусного дома», как просила Катя. Но дальше произошло непредвиденное.
– Здравствуйте, моя фамилия Егоров, – он был невысокий, широкоплечий, с добродушным лицом и пышными рыжими усами. – Я звонил вам по поводу документов для Полётова.
– Да, да, присаживайтесь, – Катя указала на кресло для посетителей. – Хотите кофе? Или чаю?
– Нет, спасибо, я на минутку.
Усатый положил на стол Кинжаловой большой пакет, и в следующее мгновение в дверь решительно вошли люди в штатском и объявили, что они из ФСБ. Человек на секунду замешкался, затем бросился на хозяйку кабинета. Катя не успела ничего сделать, как он спрятался за её спиной, плотно обхватив одной рукой её поперёк торса и приставив к её горлу неизвестно откуда взявшийся короткий ножик.
– Не приближайтесь! Не двигайтесь! – Пронзительно закричал он, скалясь из-под рыжих усов. – Не вздумайте тронуться с места! Я убью её! Убью!
Контрразведчики замешкались, но это лишь усугубило ситуацию. Мужчина принял их неподвижность за хитрость, глаза его обезумили от страха, лоб покраснел и покрылся крупными каплями пота.
– Не двигайтесь! – Ещё громче закричал он и вдруг дёрнул рукой, сжимавшей нож. Лезвие мягко погрузилось Кате в шею. Кровь тут же брызнула усатому в лицо. – Что? Что? Зачем вы? – Его голос превратился в истошное завывание. – Зачем вы так? Почему это?
Контрразведчики бросились на него. Мужчина продолжал прижимать Кинжалову к себе, как маленький ребёнок прижимает к себе любимую игрушку, которую родители намерены отобрать.
– Артерия! – Крикнул кто-то.
Катя провисла, лицо её побелело. Кровь била фонтаном, заливая людей и письменный стол. В комнату вбежали ещё какие-то люди.
– Скорую! Живее!
Контрразведчики скрутили усатого мужчину, который теперь перестал сопротивляться и совершенно обмяк, будто не он проткнул только что горло женщине, а ему самому нанесли смертельную рану.
– Не хочу, – тихонько бормотал он, – не хочу…
В эту самую минуту Полётов шёл узенькими парижскими улочками, наслаждаясь тёплой солнечной погодой и не подозревая, что его школьная подруга медленно умирала на руках контрразведчиков, захлёбываясь кровью. Она была ещё молодой женщиной, крепкой, здоровой, красивой, полной страстей и желаний, её карьера сложилась успешно, финансовому положению и независимости мог позавидовать любой, но всё это теперь не имело значения. Катя Кинжалова погибала, спасти её могло только чудо.
Когда она захрипела в последний раз, Полётов остановился и огляделся. На мгновение ему сделалось неуютно. Что-то неясное шевельнулось в душе. Что-то похожее на беззвучный зов.
Юрий задержался на месте, прислушиваясь к голосу внутри себя.
«Ёлки-палки, даже вспотел… Что это со мной?»
Его рука скользнула вверх по груди и потёрла шею.
«В одну секунду весь взмок…»
Он провёл рукой по голове, приглаживая волосы, и вздохнул.
«Солнце, что ли? Нет, не так уж оно печёт… Эй, старик, не пора ли тебе сердечко проверить?»