Лучшие годы жизни
Шрифт:
Юрий сделал глубокий вдох и пошёл дальше.
«Нет, всё нормально, ничто не болит. Пустяки, голова не кружится, нигде не колет, не тянет… Дело у меня пустяковое, нервы не могут беспокоить… Или всё-таки что-то не так? Неужели дурное предчувствие? Может, не надо сейчас идти по адресу? Пожалуй, поплутаю ещё немного, проверюсь. Слишком уж нехорошо на душе».
В Париж он приехал на пару дней с единственной целью – заглянуть в открывшееся недавно кафе «Маркиз» на улице Сен-Дени. Восемь месяцев назад с Симоном Мендосой, одним из агентов Полётова, державшим скромный бар на юге Испании в Аликанте, прервалась связь, и вот недавно пришло сообщение,
– Для начала просто погляди, тот ли это человек, – сказал Павел Костяков, прилетевший в Барселону специально для разговора с Юрием.
– Слушай, Паша, зачем он нам дался, этот Мендоса? Пропал и пропал… Я за последний год с тремя владельцами баров сошёлся. Будут вместо Симона, – пошутил Полётов.
– Дело в том, что этот Мендоса – нелегал. Он не испанец, он наш.
Полётов присвистнул от удивления.
– Он уже более восьми лет за кордоном, – продолжил Костяков. – В парижской резидентуре его не знают. Ты знаком с ним лично, поэтому именно тебе придётся проверить, Симон ли это. Возможно, пора организовать ему коридор для выезда на родину… Как видишь, дело серьёзное… Так что отправляйся в Париж, прошвырнись там, пощёлкай фотоаппаратом. Потрись в этом «Маркизе», постарайся увидеть Мендосу.
– Каковы мои действия, если это и впрямь он?
– Специально в контакт не вступай, не навязывайся. Но себя можешь показать. Пусть поймёт, что ты увидел его. Если вдруг получится почесать языками ни о чём, то совсем хорошо…
Дело было пустяковым, абсолютно безопасным, но Юрия беспокоила проснувшаяся в душе неуютность. Он привык доверять своим чувствам, даже если не мог объяснить их природу.
После трёх часов хождения по Парижу, он твёрдо решил, что для тревог нет никаких причин.
«Никакой наружки нет. Да если бы и была, мне нет причин опасаться. Я просто гуляю. Ни встреч, ни тайников, ничего рискованного… Пора двигать по адресу. Посижу там, выпью винца…»
И вот Юрий остановился перед зелёной дверью, над которой висела небольшая вывеска «Маркиз». Неподалёку топтались пять уличных проституток, одетых вызывающе ярко и пошло. Полётов толкнул дверь. Тонко звякнул колокольчик, оповестивший хозяев о появлении клиента.
Юрий прошёл вглубь пустого помещения и сел в уголке. Из кухни вышла молоденькая женщина.
– Месье? – Она шустро залопотала по-французски, предлагая чай, кофе и несколько вариантов обедов.
– Мне бы слегка перекусить, чего-нибудь простенького, – он аккуратно подбирал французские слова. – Славное у вас местечко.
– Да, у нас мило. Только улица не для всякого клиента хороша.
– Почему не для всякого?
– Здесь много проституток, сутенёров и всякого прочего сброда. А это не то окружение, где всегда находиться приятно. Но приходится работать там, где отыщется место. Впрочем, туристам всюду хорошо в Париже. Вы турист?
– Журналист, – уточнил он. – Приехал из Испании.
– О! Мой хозяин тоже из Испании! – Обрадовалась она, будто нашла общего знакомого. – Вы сможете поболтать с ним по-испански, если заглянете сюда попозже. Сейчас его нет.
– Если
Он расплатился и вышел из кафе.
«Что ж, сударь, воспользуемся выдавшейся возможностью и осмотрим что-нибудь ещё из достопримечательностей».
Он ровным шагом пошёл вверх по улице и через некоторое время добрался до лестницы, поднимавшейся к собору Сакре-Кёр. Солнце светило ярко, и белые стены храма ослепительно сияли на фоне синего небосвода. Юрий немного постоял, насыщаясь красками открывшегося ему вида, затем неторопливо поднялся по ступеням вверх. Рядом прогудел фуникулёр, поднимавший к собору ленивых туристов.
«Вот и знаменитый Монмартр!»
На узких улицах ютились в огромном множестве художники, очень похожие на художников Москвы, Барселоны и, наверное, всех других уголков мира.
«А ведь когда-то они были особенными. Именно благодаря этим живописцам, в карманах которых никогда не было ни сантима, Монмартр заработал себе мировую известность. Нет, сейчас здесь только улицы, лихо убегающие вниз, хороши, но не люди. Люди обычны, даже невзрачны…»
Неожиданно солнце скрылось, подул ветер и заморосил мелкий дождь. Юрий продолжал свою прогулку, не обращая внимания на изменившуюся погоду. Спешить ему было некуда. Однако вскоре капли застучали по брусчатке сильнее, и он решил переждать где-нибудь. Впереди он увидел небольшую церквушку из серого камня, приютившуюся между трёхэтажными жилыми домами. Полётов прошмыгнул в дверь и окунулся в умиротворяющую тишину.
Внутри никого не было. Он долго сидел на деревянной скамейке, разглядывая многоцветные витражи, гадая, настоящее ли это цветное стекло, или же просто раскрашенное лаком. Наконец дождь стих, окна просветлели, и Юрий поднялся, чтобы уйти. У самых дверей он вдруг увидел каменное изваяние ангела возле – то была девушка с кувшином, одетая в монашескую ризу и сложившая за спиной огромные крылья.
– Боже мой, какое чудо! – прошептал Полётов, заворожённо глядя на девушку-ангела. – Это же само совершенство.
Он подошёл ближе и прикоснулся рукой к ногам статуи. Так он стоял довольно долго, глядя снизу вверх на лицо девушки. Он вдруг почувствовал неодолимое желание поцеловать её. Черты каменного образа были столь удивительно мягки, нежны и величественны одновременно, что пробудили с его сердце тот безмолвный и невыразимый восторг, от которого обычно слабеют ноги. Это восторг сродни физическому желанию соединиться с женщиной, разве что в данном случае хотелось не проникнуть в статую плотью, а слиться с её формами, прикоснуться руками или губами к её холодной щеке и раствориться в ней.
– Должно быть, это и есть то, что творит истинный гений художника, истинный Творец – покоряет зрителя, покоряет его душу и тело, пробуждая желание ощутить всем существом единение с линиями произведения Творца, – прошептал Юрий.
Всматриваясь в лицо девушки, он чувствовал, как в нём росло нежелание уходить их церкви. В сердце затрепетало нечто, похожее на страх разлуки.
«Неужели красота бывает настолько притягательной, настолько порабощающей?»
Он заставил себя отвести глаза и шагнул уже было в дверь, как что-то снова заставило его вернуться взором к каменному изваянию. И только теперь он понял, что в лице, приковавшем его внимание, было огромное сходство с Татьяной. Только сходство это было не в самих чертах, не в выражении, а в чём-то затаившемся глубоко внутри ангела.