Лучшие страхи года
Шрифт:
На ее увитой цветами короне красовались инициалы: А. П.
— Афина Паллада! — воскликнул Байрон.
Афина сняла колпачки с глаз Горгоны. Двадцать пять зомби сразу же окаменели. Зато нам повезло: как только взгляд Горгоны устремился на нас, Арахна выскочила вперед и сбросила маскировку. Гигантская красная паучиха вывалилась из маленького платья, как восьминогий спасательный плот. Она была такой огромной, что загородила нам весь обзор до самого горизонта.
Паучиха бросилась в атаку.
Афина зарычала и выпятила грудь. Две ноги Арахны уже превратились в камень, но щит с Горгоной
И началась драка. Афина Паллада пыталась выцарапать Арахне глаза — их аж восемь штук, так что ей было где развернуться; Арахна же опутывала ноги противницы паутиной и пыталась повалить ее на землю. Сначала побеждала Афина. Но Арахна была безумна, как может быть безумно существо, которое семь лет мариновали в ячеистой полупространственной темнице. Она размахивала своими прядильными органами, как самурай катаной. Вскоре с короны Афины Паллады пооблетали цветы. А когда богиня выронила мачете, шансов на победу у нее уже не осталось.
Когда я видел Арахну в последний раз, она бежала к докам, унося на спине кокон с Афиной Палладой. Говорят, что она все еще там, устроила себе нору в заброшенном складе. Одно я знаю наверняка: с едой у нее проблем нет. Если подвесить богиню за ноги и растворить ей внутренности, то амброзии хватит на миллион лет.
Что до меня, я очень рад, что больше ничего ей не должен.
Но потом я посмотрел на Нэнси — и понял, что наши дела вовсе не так хороши, как могло показаться.
— Я как-то странно себя чувствую, — сказала Нэнси. Она упала на колени и прижала руки к животу.
— Неси ее в дом, — обратился я к Байрону.
Когда он поднял ее на руки, я осмотрел улицу. Окаменевшие зомби мокли под дождем, словно музейные экспонаты. Окаменевшая гром-птица перевернулась и сломала крыло. Больше на улице не было ни души.
— Что с ней? — спросил Байрон, когда я вернулся в дом.
Нэнси он уже уложил на ковер. Ее кожа начала синеть.
— Что за фигня со мной случилась? — простонала Нэнси. — Меня и впрямь прирезала самая крутая из местных богинь?
— Ага. Я понял это перед тем, как вытащил Арахну из тюрьмы. Но Байрон молодец, что задал тебе правильные вопросы.
— Я молодец?
— А откуда ты знаешь, что он у меня спрашивал? — поинтересовалась Нэнси.
Она поморщилась и до крови закусила губу. Но ее глаза горели, эта девочка так просто не сдавалась.
Я подумал, что иначе и быть не могло.
— Долгая история, — ответил я. — Я расскажу ее, когда у нас будет на это время. Но ты права, Мацератором была Афина Паллада. Она всегда отличалась патологической жестокостью. Еще со времен своей гангстерской юности… она же разгуливала по городу в коже одного из титанов, ты не слыхала об этом? Конечно, когда ее положение изменилось, ей пришлось себя ограничивать. Мэр ведь не может просто так кромсать людей. Поэтому
— Хобби?
— Ну, кто-то сёрфингом занимается. Кто-то раскрашивает игрушечных солдатиков. А Афине Палладе пришлись по душе серийные убийства.
— А почему же ее не поймали?
— Если ты мэр, то полиция тебе подчиняется. Особенно если ты носишь на груди Горгону.
Байрон почесал в затылке:
— Но… если они с самого начала знали, что это она, то почему гнались за мной?
— Кто знает? Может, Афина решила, что с Мацератором пора покончить. Может, все это было подстроено, ведь она сама положила топор рядом с телом. Наверное, понимала, что во всем обвинят мусорщика. Кого волнует судьба голема? Жестоко, но такова жизнь. Я думаю, ты просто оказался в неудачное время в неудачном месте.
— Как бы то ни было, — сказала Нэнси, — эта сука получила по заслугам.
— Аминь, — добавил Байрон.
И тут Нэнси начала кричать. Она сорвала с себя мое пальто и, извиваясь, стала царапать шрамы на руках и ногах. Не нужно было быть врачом, чтобы понять, что происходит. Как и предсказывала Арахна, бедняжка начала расползаться по швам.
— Арахна думала, что она дольше продержится, — заметил я.
— Что? — возмутился Байрон. — Ты хочешь сказать… ты знал, что этим все закончится? Ты сделал так, чтобы ее зашили, хотя знал, что она снова должна умереть?
— Если тебя это хоть как-то утешит, — ответил я, — я не хотел, чтобы так было. Но похоже, тело можно сшить, а душа не сшивается. Но зато это помогло тебе оправдаться.
— Да лучше бы меня осудили! И что мы можем сделать?
Нэнси завизжала и забилась, как форель. Она перевернулась на живот на том самом месте, куда Байрон вывалил ее останки из мусорного бака. Она пока была целой. Но в любую минуту могла снова превратиться в гору мяса.
— Есть одна идея, — сказал я. — Но это опасно. И я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь это делал. Просто… можешь считать, так подсказывает мне интуиция.
— Что за идея? — воскликнул Байрон. — Я сделаю все что угодно!
— А может быть, тебе и не захочется.
Он ни мгновения не колебался. И даже вопросов не задавал. Просто лег и сказал, чтобы я делал свое дело.
Големы… ты думаешь, что понимаешь их, а они вновь и вновь тебя удивляют.
Я принес с улицы мачете Афины Паллады. Им я сделал глубокий разрез в груди Байрона. Это было нетрудно: там не было ничего, кроме рыжей речной глины. Я запустил руку внутрь, пробиваясь сквозь ил и песок. Нашел симпатичную ракушку, но оставил ее на месте. Ну а потом нашел то, что искал. И вытащил наружу.
Грязный кусок пергамента. А на нем программа, написанная еврейским двоичным кодом, благодаря которой Байрон жил.
— Быстрее… — прохрипел Байрон.
Когда я вытащил программу, его глаза закатились. Он забился в конвульсиях так, что пол заходил ходуном.
Я разорвал пергамент пополам. Байрона выгнуло снова.
Одну половину пергамента я положил в его разверстую грудь. Он обмяк. Тогда я перевернул Нэнси на спину. Она уже вся посинела, из ее шрамов сочилась черная жидкость. Времени почти не оставалось.