Лучший частный детектив
Шрифт:
— А если по существу?
— Это по существу. Случай вопиющий, не спорю. Но всё же первая девушка была сиротой, с детства страдала депрессиями, вторая жертва употребляла крепкие спиртные напитки, а парень, что повесился, вообще полоумной тёткой воспитывался. Так что всё понятно. Да что там говорить, молодёжь совсем от рук отбилась. В общем, ничего криминального. Вы ведь тоже ничего такого не обнаружили?
— Да, ничего, — произнесла Вера и, поморщившись, положила трубку.
Впервые Вера за эти дни ощутила, что очень устала…
Да, молодёжь нередко
Весь вечер она молча глядела в телевизор. Чемпионат по футболу продолжался, и муж в первых рядах неуёмных болельщиков ёрзал на диване, махал руками, то и дело восклицал. Казалось, весь дом болел за результат сегодняшней игры. В открытые окна доносились взрывы безудержного ора из других квартир их пятиэтажки. И почему-то на долю секунды раньше о голе узнавали там, а не в этой комнате. А потом, когда матч завершился, Борис ушёл спать, махнув рукой в сторону Веры, которая не реагировала на его бурную радость.
— Вера, я уже ложусь! Не засиживайся до утра!
В такие минуты её не следовало беспокоить, ему это было хорошо известно. А за окном еще долго взрывали фейерверки, выражали восторг криками «оле-оле». В окнах напротив даже танцевали. Всю страну объединили эмоции победителей. Ночной город кипел…
— А что, наши, кажется, победили?… — только и сказала на прощанье Вера, ну, ещё «спокойной ночи», так и не променяв своих мыслей на всероссийскую радость.
…Утром в квартире Веры и Бориса первым проснулся телефон. Звонок настойчивой трелью раздражал барабанную перепонку.
— Кто такой умный в семь утра… — Вера протянула руку к телефону и нехотя подняла трубку.
— Вера Николаевна, это я, Дина. Вы извините, что я так рано звоню, но у меня есть одна новость, и это не телефонный разговор. Приезжайте скорей, я вас буду ждать, в универ не пойду, — девушка выпалила всё с таким волнением и так быстро, что Вера ещё минуту соображала, кто звонил и что сказал.
Наскоро одевшись, она уже через полчаса предъявляла своё удостоверение вахтёру общежития. Поднявшись на пятый, нашла Дину сидящей на кровати и выливающей потоки слёз в уже мокрый платок…
— Представляете, я обнаружила записку в её старой тетради, — она протянула листок журналистке.
На белом тетрадном листке было выведено аккуратным почерком: «Нет больше сил, не могу и не хочу ничего никому объяснять, виновных нет, есть только я и эти тени, они давят и толкают меня в бездну».
— Да, странно. Это её почерк?
— Конечно, да вы сами посмотрите, лекции её рукой написаны.
— Похоже… А почему ты только сегодня её обнаружила?
— У меня лекции по истории пропали куда-то, я решила воспользоваться Викиными записями. Она вела их так аккуратно, а все её тетради у меня, ведь Викина мама ещё не забирала вещи.
— Дина, стоп. Ты знакома с её мамой?
— Да, конечно.
— А как можно с ней встретиться?
— Я вам её телефон дам. А что с запиской делать?
— Дай мне и пока никому о ней не говори.
«Что это? Подтверждение официальной версии или совпадение, которое так часто случается в криминальных историях и позволяет с облегчением вздохнуть сыщикам и с лёгким сердцем закрыть дело? Предсмертная записка — это доказательство суицида. И что теперь? Дина сама должна понять, что это неопровержимый документ самоубийства её подруги…».
В этих мыслях Вера вышла на улицу. Заочно поблагодарив Бориса, который сегодня насильно засунул ей в сумку зонтик, так как крупные капли, стремительно начав свой разбег, уже громко барабанили по асфальту, она набрала добытый у Дины номер Викиной мамы и, перекрикивая шум бурлящей улицы, договорилась с ней о встрече.
Родители Вики жили в нескольких часах езды от областного центра, в небольшом городке-спутнике.
Женщина была в трауре. Ещё молодое лицо выглядело осунувшимся. Серые, ставшие металлическими, глаза не могли скрыть невыплаканную горечь. Она встретила Веру довольно сдержанно.
— Нина Михайловна, расскажите про свою дочь.
Женщина тяжело вздохнула:
— Скажите, вам это зачем нужно? Ради сенсации?
— Нет. Этим сейчас никого не удивишь, скорее, ради правды, добыть которую становится всё сложней.
— Если так, то я вам сразу заявляю, что моя дочь не пила, не кололась, вела здоровый образ жизни. В её самоубийство я не верю.
— А зачем она посещала психологический практикум, если с психикой у неё проблем не было? — Вера сказала это наобум, для того, чтобы прояснить некоторые сомнения.
— А, вы про это… Ну, как сказать. Она ведь собиралась стать журналистом, ей бы это пригодилось. А во-вторых, девочка она была необычная, не по возрасту взрослая что ли. У таких талантливых детей всегда бывают трудности в общении со сверстниками. У неё не было близких подруг. Да и некогда… Вы же знаете, наверное, Вика прекрасно рисовала, она всегда была чем-то занята.
— Но у Вики же была подруга. Дина Глаголева.
— Дина? Я про неё не слышала… Мне Вика ничего не говорила… Она с Егором Корсунским общалась. Вместе учились. Хороший парень, искренне соболезнует нашему горю.
Извинившись за беспокойство, Вера собралась уходить, но её внимание привлекли картины на стенах. Нина Михайловна, заметив взгляд журналистки, сказала:
— Это рисовала моя доченька. Смотрите, разве такое мог создать человек, склонный к самоубийству? Мне кажется, что Вика здесь, со мной, в этих рисунках, такая же светлая, жизнерадостная, всегда с улыбкой, — женщина тихо заплакала.
Картины действительно будто светились. На них были изображены: девушка с лебедиными крыльями, изящно обнимающая тонкий берёзовый ствол; золотая осенняя аллея с забытым на ней кем-то зонтом; облака в вечернем небе, напоминающие корабль с алыми парусами. Ни обезьяньих морд, ни змеиных ухмылок. Радостно, романтично, светло.