Лучший друг
Шрифт:
Так он просидел над листом, успев за полтора часа только зачеркнуть пару пунктов и обматерить на бумаге все, что только посещало его взъерошенную голову. Зависть брала его, когда он видел сопящего и сладко прильнувшего к дивану брата, с фантастической ловкостью укрывшегося от утреннего солнца двумя пальцами нависающей сверху руки. Шальная мысль разбудить его и заставить браться за работу захватила его, но Егор успокоил внутреннего демона, поняв, что и делать-то нечего уже. Оставалось лишь собираться, уповая на удачу, ведь в такой дороге не могло быть четкого плана – он всегда зависел от случая.
На улице пахло все той же городской тоской: паленый шашлык, сгоревшая резина, которую
В субботнее утро на улицах совсем не было народу. Егор быстро сбежал от всего этого за территорию «золотой ветки», представляющую собой местность в виде кривого кольца от станции метро Молодежная до Октябрьской, и выбрался в более цивильные парки, все так же закрытые на «вечную реставрацию».
Придя в один из таких парков, Егор тяжело упал на траву и разлегся на ней, подняв усталые глаза к небу, частично закрытому пушистыми лапами елей и редкими иголочками, торчащими из молодых, медного цвета веток сосен. Солнце тускло пробивалось сквозь зеленое покрывало и мягко падало лучами на траву, покрытую редкой росой. Егор закрыл глаза и постарался прочувствовать все ощущения, на которые только способно человеческое тело, словно стараясь тем самым придать себе сил и побудить организм работать. Он пытался насытиться маслами природы, которые бы успокоили гнетущие мысли. На душе стало теплее, голова немного разгрузилась, и он наконец, оставаясь мысленно с папой, который был где-то далеко и которого он столько лет хотел хотя бы увидеть одним глазком, упал в глубокий и сладкий сон…
V
…Но первое, что увидел Егор после своего досыпания на влажной траве, – это не лапы елей, не ехидную морду дикой лисы или уши робкого зайца, и даже не щебечущих птичек, а бледное личико, склонившееся над ним и поднявшее в удивлении волнистые брови. У Егора перехватило дыхание, и он вскочил, упав рядом с ней и больно ударившись спиной о выпирающий твердый корень сосны. Девушка смотрела на него и держала в руках еловые иголочки. Она закусила пару штук, рассосав кисло-сладкий хвойный сок, и спросила:
– Что заставляет тебя приходить в такие места?
Егор на время призадумался, а потом ответил:
– Не знаю. Раньше я приходил сюда для уединения. Иногда рисовал, но сейчас мне очень захотелось спать, ведь мы с братом всю ночь работали над планом и смотрели телик, – он закрыл лицо руками, стараясь взбодриться после сна. Он говорил с ней впервые после того дня, и сейчас немного смущался, не мог никак найти правильные слова. – А ты какими судьбами тут?
– Я всегда сюда приходила, – девушка встала и пошла к высокой и старой сосне, под которой трава уже прилично помялась с годами. Егор присоединился к ней и увидел, что в метре от земли на дереве были нацарапаны инициалы: «В. И. Кузнецов. 14.01.2105».
Егор удивился, что никогда раньше не замечал этой миниатюрной могилки, аккуратно украшенной садиком из васильков, ромашек, клеверов и элегантного ландыша по центру. Сверху над могилой был вырезан глубокий крест, залитый чем-то темно-бордовым, который облепила грязь и муравьи. Девушка села на корточки и засунула в рыхлую землю три ромашки с корешками, заботливо вырванные с пригородных садов. Она притоптала землю вокруг и подлила водички из баночки из-под канцелярских скрепок. Интерес Егора побудил его к искреннему вопросу:
– Это твой папа?
– Ага.
Егор потерялся. Ему совсем было непонятно, что говорить в такой ситуации.
– А… Мне жаль…
– Не надо «мне жаль» твоих. Это история, которая тебя совсем не трогает, я знаю.
– Все ты уж всегда знаешь, – он сел рядом и подровнял откатившийся камешек импровизированного садика. – И все же мне интересно.
– Ты ставишь свой интерес выше моих чувств.
– Не ставлю, а просто хочу понять тебя. Я тебя не заставляю мне ничего рассказывать.
Опустив голову на ладонь, она улыбнулась и аккуратно помяла землю под цветами.
– Мой отец умер холодной зимой, стараясь выполнить поручения национальной партии по перевозке провизии и боеприпасов к линии боевых действий. Хоть он и был человеком преданным и раболепным, но всерьез его никто так и не воспринял. Как на каторге, он три дня и две ночи катал бочки, ящики и патронташи, не награжденный и ломтем хлеба за свои труды. Трехмесячная осада «золотой ветки» привела к утешительным результатам, но произошло это ценой жизни десятков, а то и сотен таких инициативных рядовых, как Виталий Иосифович Кузнецов. Никто не воспринял всерьез смерть обычного посыльного на военном фронте, поэтому труп отца так и пролежал две недели под кровавым снегом, сжимая в руке сухую кожуру от вяленой говядины, так и не подарившей ему и пары минут жизни. Его нашли после окончания боевых действий спустя три дня и принесли к нам, положив труп на пороге, даже не сказав ни слова. Мы с бабушкой похоронили его под этим дубом потому, что именно под этим деревом когда-то мой отец дал клятву небу в вечном служении господу и правителю, – она показала пальцем на крест над могилой, и только тут Егор понял, что темно-бордовая жидкость была не чем иным, как запекшейся кровью. – Тут он начал свой путь, тут же и был похоронен. Похоронен человек, проживший жизнью искренне верившего в правосудие. Возможно, его вера была напрасна, но он точно не заслужил такой участи. И пусть он был жалок, я не могла его оставить так просто, как оставила в свое время мать. Так Маша, как она думает, отдает честь погибшим, – сказала девушка, впервые произнеся свое имя.
На протяжении всего монолога Маши у Егора появлялось ощущение неправильности происходящего. Смотря на рыхлую землю с тремя политыми ромашками, под которыми покоился труп ее отца, он невольно захотел уйти отсюда поскорее и более никогда не затрагивать эту тему, от которой у всех на душе кошки скребли.
Маша еще какое-то время сидела у дерева и сжимала руками коленки. Солнце наконец выбралось из-за серых облаков и пролило единственный лучик на бледное личико в очках. Теперь Егор спокойно и безошибочно сказал себе, что она тот человек, который хранит в себе чувства, подобные его чувствам, в чем они были так похожи и что стало началом той нервозности при виде ее, которая не обошла его стороной и в этот раз. Так они еще какое-то время сидели у самодельной могилки и наблюдали за муравьями и жучками, нежно прильнувшими к ромашкам. Егор закурил свои любимые «Огни» и сказал:
– Именно поэтому ты и хочешь убежать отсюда. Как я могу помочь тебе? Что позволит тебе избавиться от гнетущего чувства этой паршивой скованности?
Маша подняла на него взгляд, и под глазами у нее блеснули кристальные капельки. Очки ее запотели, и она сняла их, начав протирать белым платочком. У Егора перехватило дыхание.
– Я не хочу вам докучать, – выдавила она. – Пусть ваш путь будет вашим же удовольствием, и вы сможете держать ответственность только друг за друга. Я поняла глупость своего поступка только недавно. Это было слишком опрометчиво, извините. Я не смею…