Лучший друг
Шрифт:
– Ага, трусость, фанатизм и высокомерие, – съязвил Егор, и Лёша согласно кивнул, как бы не скрывая и своего греха.
– Что ты несешь? – разгневалась девушка. – В учебниках черным по белому прописано, что Беларусь всегда была страной цветущей и прекрасной. В ней всегда царил мир. Это из-за какого-то там психа, который за счет своего умения подавил в людях волю бороться, свел нас в могилу, – говорила она, твердо уверенная в своих знаниях.
Лёша снова громко рассмеялся, только к нему присоединился теперь и Егор, стеснительно прокашлявшийся в кулак.
– С чего ты взяла, что это сортирное чтиво, что нам подсовывают шестнадцать лет в школе и универе, является истиной? – совсем перейдя на детский манер, говорил Лёша. – Посмотри
Девушка растерялась и гневно посмотрела на хихикающего Егора, будто бы не желая принимать поражения в поединке еще и с ним. Она стояла посреди комнаты и нервно перебирала пальцами, твердо уверенная в своей правоте, но не знающая, как ее защитить. Нахмурив брови, она в обиде удалилась, прямо перед окном растворившись в какой-то черной сфере. Теперь братья точно понимали, что с ней что-то не так, но также они видели, что девушка высказала ту самую мысль, неловко висевшую между ними – предложение отца было очень заманчивым, а отказаться от него могло позволить разве что очень большое усилие и привычка оставлять себя и окружающих в стабильном расположении духа.
II
Следующую неделю братья провели в университете, забываясь в раздумьях об отце. Повседневную рутину теперь разбавляли только мысли о предложении Уильяма, заставшие их врасплох, да новый интерес Лёши в лице Леры. Он занимался окончанием пятого курса, получением диплома и званием бакалавра, параллельно устраивая пьянки и стараясь выжать последние соки из студенческой жизни и из своих не столь обремененных предприимчивым и инициативным характером друзей. Егор, в перерывах между сном на партах в старых аудиториях, наблюдал за загадочной девушкой с лилово-фиолетовыми волосами. Раньше он ее не примечал, будто бы ее и не было, а теперь везде мерещилась только она. Куда бы младший брат ни пошел, девушка из параллели была с ним, то появляясь по-настоящему, то просто привидевшись в толпе студентов. Девушка будто навсегда стерла из его памяти бывший интерес к Лере. Она просто растворилась и больше не появлялась в его голове.
Мысли о ворвавшейся в дом студентке с окрашенными волосами не давали покоя. Она казалась ему чем-то вроде объекта для исследований. Такими терминами он пытался скрыть отдаленные и приглушенные за годы одиночества чувства, которые сам Егор никак не мог описать, а лишь вскидывал в недоумении брови, когда, в очередной раз увидев ее, чувствовал бешеный ход сердца. И все же ему была чужда вся эта социальная раскрепощенность, которую, казалось бы, в нем должен был открыть университет и студенческая жизнь, которую уже успел познать и прочувствовать старший брат.
Справедливости ради стоит отметить, что и загадочная девушка не обделяла братьев вниманием. То и дело ее беглый и суровый взгляд сверлил им спины, когда по старой, давно отработанной привычке они уходили курить после пар. В университете она часто была рядом, когда братья принимались в спешке обмениваться какими-то идеями и предположениями. Егора совсем не настораживало такое ее отношение, потому что он чувствовал, что хоть кто-то ими интересовался в этом мире, и получался обратный эффект. У него было то самое приятное чувство, когда кто-то натужно хотел узнать о тебе побольше, но стеснялся этого. Старший брат не мог согласиться с ним, потому что заранее понимал – брать ответственность за кого-то, кроме брата, в грядущем, все еще не обдуманном и туманном путешествии он не хотел.
Так, мечась от одних выводов к другим, Егор быстро пришел к закореневшей в нем еще издавна апатии, вызванной этой самой неопределенностью и осознанием своего жалкого положения. Он постоянно не мог держать себя в руках, как только видел ее бледное лицо в толпе, ее большие голубые глаза и пушистые волосы. Бывало, когда он сидел на очередной томной лекции, сон как рукой снимало, и он разваливался на полпарты, негодующе тарабаня пальцами по старой ДСП и нервно закусывая губу, когда в голове всплывали словно поразившие его рациональное мышление ее широкие бедра, чуткий и слегка наглый взгляд, сильные икры, худые руки и сильная шея. От переполняющих его эмоций Егор даже не мог понять, чем увлечь свои руки и тело, от чего, как змея, все время извивался и посматривал на соседа по парте, словно боясь, что тот что-то узнает, и одновременно надеясь, что Яша все поймет и поможет в этой его внутренней войне.
– Что с тобой происходит эту неделю? – поинтересовался как-то в конце третьего учебного дня Яша, смотревший из-за своих длинных волос прямо ему в глаза.
– Ничего особенного, – ответил Егор, вдруг вспыхнув красной краской на лице.
– Да-да, – все так же спокойно продолжил Яша, – меня не обманешь. Знаешь же, что я всегда добиваюсь своего, – он сощурил глаза и облизнулся.
Егор вздохнул и понял, что Яша раскусил его еще в первый день, ведь этот коварный парнишка с длинными ногтями и худым, идеально гладким лицом всегда знал, что творится у него в голове; недаром он стал лучшим его другом после брата – только Яша сразу понял, какой к нему нужен подход и какой это сложный человек. И обмануть его мог лишь пируэт «лживых дел мастера», как то окрестил Егор у себя в голове.
III
После занятий два друга зашли в магазин, взяли по баночке пива 0,33 и отправились в заброшенный двор, который еще с начала первого курса был излюбленным местом для рассуждений на тему их жалких злоключений в пределах «золотой ветки». Именно в этом месте Егор больше всего предавался рефлексии и пытался вычленять логику из своих поступков, а помогал ему в этом, как настоящий психолог, Яша.
Положив старую картонку под спину, Егор сел на мягкую, слегка пыльную от побелки траву и положил ноги на поросшую мхом дорожку. Яша в удовольствии зашипел пивом, завалился на старую ржавую скамейку около дерева и опустил скрипучий навес беседки. В который раз Егор убедился в магической сущности этого забытого всеми дворика в центре города, когда опустившийся навес беседки вдруг убрал дрожь из рук, а язык развязался. За обвалившимися кусками зданий, вырванными с корнем деревьями, грязными фасадами и смешанными с глиной и болотистой водой дорогами скрывалась магия зеленого мира, которая, словно паутина, опутала здания, детские площадки и прогнившие лавочки.
Егор ждал от Яши первых слов, но никак не мог услышать даже намека на диалог. Тот просто созерцал вокруг себя все, что попадало в поле зрения, и немного глупо, но в тоже время беззаботно и честно, улыбался. Спустя две минуты упоения красотой обросшего зелеными локонами лозы сада Егор посмотрел на друга и словил на себе спокойную и понимающую улыбку. Яша очень умиротворительно действовал на Егора, поэтому он быстро пришел в себя и собрался с мыслями.
– Что конкретно ты хочешь услышать? – спросил Егор, но Яша все так же ехидно улыбался. – Черт с тобой! Змей! Змей! – он надулся и опустил взгляд. – Короче, походу я привязался к одному человеку. На, на ме-м-м… Ментальном уровне… Ну не в этом смысле, а в с-с-смысле, что у меня появился научный интерес. Как бы исследование…
– Машка-а, – сладко протянул Яша, вдруг звонко цокнув по нёбу языком. – Знаю, проходили! – резко он обратился к другу. – Прекрасная девушка: грациозная, бледнолицая, стройная и умная, хоть и слегка наивная, – Яша глянул на Егора, раскрывшего рот и выпучившего удивленные глаза. – На тебя это не похоже. Ты же гоняешься за более мужественными девушками?
– С чего ты взял? – возмутился Егор.
– Ты сам смазливый, поэтому и тянет на девчонок более мужественных.
– Сам ты смазливый! Ложь в чистом виде. Вот брат не смазливый, но ему понравилась Лера. Она от него не отлипает; а это Лера!