Лучший исторический детектив – 2
Шрифт:
— Нет, Савелий, я в этих хитростях не силён! Не по мне это.
— Ладно, тогда о ходе дела писать ничего не буду, а как настанет пора приехать, так и напишу: тётушка, мол, сильно заболела, хочет тебя видеть, срочно приезжай!
— Ох, Савка, вечно у тебя какие-то хитрости! Ты, главное, помни о нашем договоре! Да и не собираюсь я тут долго задерживаться, всё уже понятно, загадку ты распутал, чего ещё?
— Погоди ты, «распутал»! Ещё надо кое-что до конца выяснить, все моменты. Ладно, долго тебя здесь не задержу, только сам никуда не суйся!
Вскоре пришло время Савелию уезжать. Он выскользнул из гостиницы
Глава 5. Санкт-Петербург, октябрь, 1907
Столица встретила Савелия холодным мокрым ветром, унылыми, грязными улицами с продрогшими прохожими и стылыми экипажами, свинцовыми, мрачными санкт-петербургскими реками и каналами. После тёплого, солнечного даже в октябре Крыма это было особенно тоскливо. Зябко поёживаясь, Савелий вскочил в извозчичью пролётку и покатил в сторону Литейного. Размытая фигура, в сером, как питерское ненастье, плаще, следовавшая за ним от самого перрона, вскочила в другую пролётку и, подняв трость, приказала извозчику ехать следом…
Профессор Кринский принял Савелия в тот же вечер. Долго рассматривал статуэтку, вчитывался в иероглифы на крышке шкатулки, рылся в толстых книгах. Размахивал руками, что-то бормотал, совсем забыв про журналиста. Наконец, немного успокоился и посмотрел на Савелия осмысленным взглядом.
— И что Вам угодно, молодой человек? — спросил он надтреснутым голосом, не выпуская из рук статуэтку.
— Мне угодно узнать, представляет ли это какую-то ценность. Я получил её в наследство, но не знаю…
— Ценность? О чём Вы говорите, юноша? Древнее изображение Будды из монастырей школы Тэндай-сю… Вот, смотрите, на крышке иероглифы, видите, что там написано?
— Нет, простите, я не владею японским…
— Да, разумеется, иначе бы вы всё без меня поняли. Эта одна из самых таинственных школ буддизма, в переводе — Опора Небес. Сторонники этой школы всегда имели влияние при императорском дворе и среди крупных военачальников. Скорее всего, это XVII век, время подъема сёгуната Токугава и объединения Японии. Последователи Тэндай-сю, монахи затерянных среди гор монастырей, похоже, собирались подарить эту статуэтку кому-то из первых представителей сёгунской династии, чтобы он, в свою очередь…
— Простите, господин профессор, а сколько может стоить сия фигурка? Видите ли, я скромный чиновник, коллежский асессор, случайное наследство…
— Этого я не знаю, юноша, — сухо произнес профессор, сразу осекшись, — здесь, в России, вы её вряд ли продадите, это скорее, музейная ценность. Частные коллекционеры тоже не заинтересуются. Поезжайте в Японию, там это легче сделать. И то, надо будет найти истинных потомков сёгуна, которому предназначалась сия вещица, тогда, может быть, вам удастся выручить за неё какую-то сумму.
— Спасибо, господин профессор, — Савелий изобразил на лице самую почтительную гримасу и, мелко кланяясь, попятился к выходу, — не смею больше вас утруждать…
— Глафира, проводи господина коллежского асессора, — профессор повернулся к Савелию спиной и важно удалился в столовую, не обращая более на него внимания.
В
Очень скоро он заметил, что за всеми его передвижениями следят — то пролётки, едущие за ним, то юркие, неприметные типы со стёртыми физиономиями. Савелий по роду своей работы раньше сталкивался и с филёрами и с частными детективами и склонялся к мысли, что это были именно последние. Филёры обычно отличались тупостью и грубой работой, а те, кто сейчас следил за ним, вели себя более профессионально. Рядовой обыватель, не имевший никогда дел с частным сыском, скорее всего их бы и не заметил. Да и с чего бы Охранному отделению интересоваться Савелием? Политическими делами он никогда не занимался, и всегда слыл благонадёжным гражданином.
Нет, наверное, это люди фон Штальке. Потеряв след Николая, они сосредоточились на Савелии. Значит, вскоре нужно ждать нападения. Конечно, Петербург — это не фронтовая Маньчжурия, здесь просто так человека не убьёшь, но осторожность не казалась лишней. Приходилось носить с собой револьвер, разрешённый ему, как журналисту, работающему с уголовным миром. Портфель тоже нельзя было оставлять в гостинице — два раза уже он находил аккуратно замаскированные следы тайного обыска.
Савелий спешил. Головоломка почти сложилась, оставалось только несколько штрихов и всё станет на место. Он отправил депешу Николаю, чтоб приезжал, вместе с ней разослав ещё десяток на различные адреса, дабы запутать след. Наконец, в четверг, ему доставили записку, которую он так ждал. На хорошей бумаге безукоризненным почерком было написано следующее: «Если Вы согласны с нашими условиями, благоволите завтра быть в известном Вам месте в десять часов утра». Савелий усмехнулся, быстро нацарапал ответ из одного только слова «Согласен» и велел передать написавшему.
Затем он уехал в Мариинский театр, где просидел в дальнем ряду партера весь долгий спектакль, после чего отправился в шумный, людный ресторан средней руки, работавший всю ночь.
Там он щедро поил толпу прихлебателей и девиц нескромного поведения, раздавал обильные чаевые, умудряясь при этом только слегка пригубливать шампанское. Под утро, не жалея серебра, нанял десяток извозчиков, рассадил в них гикающую, поющую и орущую толпу и с топотом помчался по утренним улицам, совершенно затерявшись среди них в своей неотличимой от других, закрытой пролётке…
Вечером, когда серая мгла заключила столицу в свои влажные, сырые объятия, Савелий вернулся к себе в гостиницу. Портье, отдавая ключ, сообщил, что несколько раз его спрашивали два каких-то господина, сказали, что зайдут попозже. Какие будут насчёт них приказания? Савелий пожал плечами:
— Проси, если не сильно поздно.
Гости постучались в номер около девяти часов. Савелий ждал их, сидя в небрежной позе, за столом, в открытом ящике которого помещался заряженный револьвер.