Лучший исторический детектив
Шрифт:
Я не скажу, что нам не хватало денег, но лишними деньги не бывают. Правильно, Эдюня? Суть заработка состояла в том, чтобы написать заключение о смерти, указывая, что усопший отошёл в мир иной самостоятельно и без чьей-либо помощи. Я не стала противиться такому способу заработать, справедливо полагая, что несчастные всё равно умрут, и не важно кто напишет в заключении о смерти, что умерли они сами. Гольдман заверял завещания покойников, а что не удавалось оформить как надо, оформляли последним желанием — все ценности и бумаги клали в банк, а ключик от сейфа на шею покойника вешали для сохранности. Потом требовалось лишь раскопать могилу и достать с шеи заветный ключик.
Помогал отойти в мир иной сам пан Зеленский, он подмешивал яд в питье и лекарства, болезные постепенно болели всё больше и уходили совсем. После первого же заключения, Виктор попал на крючок и побоялся отказаться, а мне рассказал, что Гольдман стал его шантажировать и принуждать продолжать прописывать отравленные лекарства, после того, как впервые совершил такой поступок.
Я, безусловно, попыталась принять меры и противилась такому положению вещей. В общем, я наняла человека, который под видом помощника Виктора, за определённую плату взялся добавлять яды. Около года тому назад человек этот вынужден был скрыться, он инсценировал смерть, а Виктор, конечно же, дал заключение о его смерти. Человек этот до последнего момента выдавал себя за доктора Зеленского перед теми, от кого требовалась скорая погибель. Вы не думайте, что они не понимали, что рискуют быть узнанными. Разумеется, понимали. Потому я посоветовала Виктору надевать марлевую повязку, якобы он болен чем-то инфекционным и беспокоится о домочадцах.
Куклу, из-за которой были арестованы помощники Рафика Гольдмана, раскопали случайно, по ошибке и с пьяного глазу. Теперь человек, которого я наняла — неизвестно где, оба подручных в вашем подвале, а мой Виктор убит, — закончила историю пани Зеленская.
— Да, Розочка, я вас понял. Гольдман зачастил общаться с докторами, но не так уж сильно он болеет, как может показаться на первый взгляд, да? — подмигнул Мрозовский, отпивая уже остывший чай. На самом деле, из всего сумбура, что пыталась поведать пани Зеленская, он не понял ничего. Видно было, что она очень рассчитывает на его помощь, но карты раскрывать не хочет, хотя и боится за свою жизнь. Мрозовский решил пойти иным путём и сделать вид, что он понял даже больше того, чем от него требовалось.
— Совершенно верно, Эдюня. Но стался открытым один вопрос, — медленно сказала пани Зеленская, раскладывая пасьянс. — Кто убил Зеленского? У самого Гольдмана для этого кишка тонка, а нанять кого-то для такого щепетильного дела… В этом, Эдюня, я сильно сомневаюсь. Для Гольдмана репутация дорогого стоит, и он над ней трясётся больше, чем папаша над целомудрием дочери. Так что, не мог он. Теперь вы понимаете, что так связывало Виктора Зеленского и Рафика Гольдмана? — спросила пани Зеленская, не глядя перекладывая карты. Она закончила рассказ и теперь нервно постукивала коротким ногтем по доске для пасьянса ожидая, какое воздействие эта история окажет на Мрозовского.
— А какие отношения связывали Гольдмана и Зеленского? — переспросил пан Эдвард, причмокивая и громко тарахтя чайной ложкой по опустевшей вазочке из-под земляничного варенья.
Пани Зеленская немного повернула голову и скривила губы.
— Да какие там отношения… Дела у них общие. Были.
Она покачала головой и положила последнюю карту — пасьянс сошелся.
Пан Эдвард дослушал историю и занервничал: гораздо лучше ничего не знать и спать спокойно, чем знать чужой секрет и не спать по ночам.
Мрозовский вышел из прохладного парадного в летнюю жару. Сорочка моментально облипла, и Мрозовский ослабил галстук.
— Интересная получилась ситуация. Если пани Зеленская говорит правду, если она не заблуждается, и так и есть на самом деле, то мы имеем хорошо спланированное множественное ограбление. Жалобу писать некому, ибо потерпевший выехал на три метра вглубь земли, а наследники имеют свою долю по завещанию. Экие молодцы! — Мрозовский цокнул языком и тут же прикрыл рот ладонью. Он и не заметил, что шёл по улице и говорил сам с собой.
Изнутри у него всё трепетало! Это же надо такое дело в руки пришло! А он дурак ещё отказаться хотел. Правильно говорил покойный папаша: «Всему своё время!» Вот его время пришло — Мрозовского. Он теперь прогремит! Все газеты напечатают, как он ловко это дело раскрыл! Мрозовский видел своё имя на первых страницах газет, и всё его естество трепетало, хотело кричать о невиданной удаче, хотело гордо сообщить всем и каждому, что вот он — пан Эдвард Мрозовский! Успешный человек и знаменитый сыщик. И пусть молчат те, кто подумают, что на всё воля случая. Ведь к случаю этому надо было ещё прийти, надо было, чтоб так по жизни складывались обстоятельства, что иного случая и не могло бы представиться. Об одном сожалел Мрозовский, что так необдуманно отпустил Веню, и теперь одним пойманным подозреваемым меньше стало. «Пасечник этот ещё ни слова по существу не сказал, а вот Веня был разговорчив и молод, потому мог бы многое рассказать об этом деле. А ведь Пасечник совершенно без сердца! Ему говорят, что дочку в приют не отдали, что пропала девчонка, а он никакого беспокойства не показывает, словно и не его это дитя. На всё, говорит, воля Божья. Тьфу ты! Говорят ему, что могла попасть в чьи-то грязные лапы, что нам теперь не до её поисков, поскольку он сам же и не хочет помочь правосудию. Вот ведь бессовестный человек, а ещё о Боге говорит!» — размышлял Мрозовский по пути в Управу.
Небесная глубина скрывалась за облаками, что белоснежными бесформенными кучами плыли по ядрёно-синему небу. Ближе к горизонту всё это великолепие сливалось, как на картине, и размывалось оттенками бирюзового, исчезая в пышных буковых кронах и среди недвижимых верхушек елей.
Мрозовский стоял у могилы Виктора Зеленского с откровенно скучающим видом. Единственное, чего он себе не позволял — зевнуть.
Отказать Розочке Зеленской он не мог, потому стоял теперь на кладбище, вдыхал тяжелый влажный воздух, потел и злился на свою мягкотелость. Не всё было так плохо. Безусловно, он мог узнать что-либо важное во время похорон. Случайно подслушать или подсмотреть. Но интуиция подсказывала Мрозовскому, что это не те похороны, где могут ляпнуть что-то лишнее. Некоторые гости живую пани Розу Зеленскую боялись больше, чем покойника. Хотя сама Роза на кладбище отсутствовала — она сидела дома в своём огромном кресле на высоких колёсах и ждала всех на обед. Для этого случая Мрозовский заблаговременно приготовил записку о том, что его немедленно вызывают в Управу, и он вынужден откланяться.
Народ на кладбище собрался всё больше незнакомый: кое-кто скучал и ждал, когда могилу закидают и всех пригласят к столу поесть и выпить, кое-кто плакал, громко сожалея о безвременной кончине доброго доктора. «Знали бы вы его доброту, — кривился Мрозовский и неловко шевелил лопатками, пытаясь отлепить рубашку от спины. — Вам повезло, что у вас денег немного, а то бы и к вам пришел добрый доктор Зеленский с флакончиком яда вместо пилюли».
Большая часть гостей была из той части бедных родственников Зеленских, которых при обычных условиях в доме не жаловали. Теперь их всех намеревались впустить, но предварительно пани Роза приказала экономке навести в доме порядок.
— Марта, всё, что хотя бы немного ценное и легко можно вынести — спрячь в чулан.
— Стол сервировать, чем прикажете? Серебром и тем белым сервизом, что для торжеств?
— Ни в коем случае! — замахала руками Зеленская. — Серебро потом достанешь, когда эти попрошайки разойдутся, к вечеру. А им и оловянные ложки подойдут. Всё одно сопрут. Там же в чулане есть тарелки, что мой отец приказывал выносить тогда… Ну, ты помнишь!
Отец Розы всегда жаловал беднякам угощение в Хануку. Он чтил традиции, потому щедро угощал латкес — картофельными оладьями — всех желающих, а детям раздавали мелкие деньги каждый день, в течение всего праздника.