Luftwaffe-льники
Шрифт:
Его тоненькая гусиная шейка комично напрягалась. Комфоркин багровел от праведного гнева и резал правду матку про сексуально озабоченных самоходчиков и нарушителей воинской дисциплины. Про немощных слабаков, неспособных подтянуться на перекладине и пробежать марш-бросок, выполняя установленный норматив. Про злостных уклонистов от конспектирования многочисленных трудов основателей марксизма-ленинизма, полезных в повседневной жизни для более углубленного изучения.
Далее шел подробный список нарушителей воинской дисциплины – явных и тайных врагов советской власти, предателей и вредителей. И как правило,
Ради справедливости, хочется заметить, что сделать простейшее упражнение на брусьях или перекладине, включая элементарный вис, нашему вожаку, авангарду и рулевому, направляющей и руководящей силе, предназначенной сплачивать, объединять и мобилизовывать на ратные подвиги и трудовые свершения, никак не удавалось. Ай-яй-яй, какая досада!
При висе на перекладине тонкие пальчики Конфоркина мгновенно разжимались и он смачно падал на пол. Офицер, проводящий занятия по физ.подготовке, брезгливо отводил глаза и ставил в журнале напротив фамилии Конфоркина точку. Которая в последствии неким волшебным образом превращалась в «заслуженную» пятерку.
Экзамены комсомольский вожак Конфоркин сдавал тоже весьма оригинальным образом. «Авангард» заходил в аудиторию, громко представлялся, акцентируя внимание экзаменаторов на личном обремении в виде весомой комсомольской должности. Тянул билет. Брал листок и садился за последний стол. Не делая никаких подготовительных записей для ответа, Конфоркин тупо смотрел на входную дверь. Если его вызывали к ответу, то он просил еще пару минут для шлифовки последних штрихов к предстоящему выступлению.
Затем в аудитории обязательно появлялся какой-нибудь училищный офицер-политрабочий и подсаживался к экзаменатору. Далее начиналась процедура банальной торговли. По факту ее завершения подзывался Конфоркин, который начинал бордо нести всякую ахинею, не имеющую ничего общего с учебным материалом. Преподаватель обычно прерывал ответ активиста на полуслове и, оценка лидеру выставлялась, исходя из степени принципиальности экзаменатора.
Благодаря нашим дорогим и уважаемым преподавателям, несмотря на титанические усилия его покровителей из политотдела училища, Конфоркин не смог окончить альма-матер ни с красным дипломом, ни с занесением на доску почета. Честь и хвала принципиальным офицерам. Низкий поклон и большое человеческое спасибо.
Тем не менее, наш вождь числился отличником боевой и политической подготовки аки живая икона и наглядный пример для подражания. На торжественных построениях и подведениях итогов вожака Конфоркина бесконечно выводили из строя и ставили нам, неучам и бездельникам, в укор и в пример – для всяческого подражания.
Сам Конфоркин нисколько не стыдился своего участия в насквозь лживом фарсе. Похоже, что восемнадцатилетний мерзавец изначально потерял чувство совести, стыда и реальности.
Возможно, именно таких вождей, беспринципных и лживых, способных на любой подлог и мерзость, подбирало наше политическое руководство. Лелеяло и холило. Тянуло за уши. Двигало, толкало и продвигало.
Однако реакция курсантов на происходящее представление была диаметрально противоположная. Сказать что мы недолюбливали это «чудо комсомольского движения», значит слукавить. Мы его холодно презирали. Общаться с ним было оскорбительно.
Конфоркину было, мягко говоря, нелегко. В результате своей хитрости и приспособленчеству, возведенному в культ, он остался один. Совсем один. Осознав это, он искал контакта и дружбы с ребятами, но получал в ответ равнодушие и брезгливое пренебрежение.
На очередном отчетно-перевыборном комсомольском собрании при настоятельно рекомендованном свыше выдвижении кандидатуры Конфоркина на следующий срок, все курсанты 4-й роты единогласно переизбирали этот кусок дерьма. Фактически только по одной причине – чтобы он заседал на бесконечном совете комсомольских секретарей батальона среди себе подобных говнюков и не портил нам настроение своим присутствием. Таким среди нас не место! Номенклатурный изгой.
Сразу заявляю, что комсорг взвода – курсант Серега Филин был замечательный и справедливый мужик, который всегда делил с нами в полном объеме все тяготы и лишения воинской службы. От работы не прятался. От проблем не увиливал. А так же принимал самое активное участие в небольших невинных шалостях и периодических безобразиях – от спонтанной пьянки в стенах родной казармы до массовой самовольной отлучки за пределы училища.
Остальные курсанты-комсорги в других взводах и классных отделениях 4-й роты и соседних братских рот, входящих в 1-й учебный батальон, тоже были нормальные ребята. Они с честью и достоинством несли общественную нагрузку по проведению формальных и бестолковых собраний в строгом соответствии с Планом работы комсомольской организации батальона, разработанного при непосредственном участии великого комсомольского вождя Конфоркина.
Забегая вперед, хотел бы заверить, что по факту выпуска из училища Конфоркин был с позором изгнан из рядов вчерашних курсантов, а ныне – молодых офицеров, весело и в теплой дружеской обстановке отмечавших присвоение первого воинского звания – лейтенант. Где? С кем? Как обмывал свои золотые погоны и первые звездочки «великий комсомольский вождь» Конфоркин, никого не волновало.
Тем не менее, я и все мои сослуживцы испытываем глубокое чувство искреннего уважения к курсантам, занимавшим ответственные посты в руководстве первичными комсомольскими организациями – за их честность и принципиальность, надежность и справедливость, добросовестность, работоспособность, скромность и порядочность. А так же за сохраненное чувство собственного достоинства. Троекратное «Ура!» Вам, ребята!
А вот должности повыше в комсомолько-партийной иерархии занимали уже ребятки с гнильцой. Оно и понятно. Результат строгой селекции и искусственного отбора! Номенклатура! Элита! Генофонд!
22. Через тернии к звездам
Слаб человек! Слаб по сути и сущности своей. Слаб духом, корыстен в мыслях. Подвержен страстям всевозможным и периодическим всплескам неконтролируемых эмоций. А также падок на славу и популярность.
Чтобы имя его на слуху было. Да погромче. Да так, чтобы эхо потом еще долго перекликалось… Слаб на деньги, комфорт и прочие материальные ценности, персональное благосостояние то есть.