Лугару

Лобусова Ирина

ся в волка не может. Ни при каких обстоятельствах. Никогда. Это с научной точки зрения. Но…

Но существовали странности, никак не объяснимые наукой. Были люди, полностью покрытые чешуей, которые могли жить комфортно только в воде. Были люди с хвостами, с перепончатыми лапами, с зачаточными жабрами… Всего этого наука тоже не объясняла. Это были феномены, аномалии, которые никто даже и не пытался объяснять. А вдруг здесь существовало нечто подобное? Необычайное явление, которое нельзя объяснить с точки зрения науки, но вполне реально проявившееся сейчас, в 1937 году?

Тогда возникал следующий вопрос, вернее, вывод, почти утверждение: если в НКВД столкнулись с таким неопознанным явлением, то вполне логично, что они попытаются использовать его в исключительно военных целях. К примеру, как наемного убийцу, универсального солдата, для расправы над людьми. Только такая цель. А в хорошую цель Зина не верила. А значит… Значит, лучше всего было попытаться помочь Асмолову найти лугару.

Да, но если его не найти и не обезвредить, он продолжит убивать. Лугару — убийца. Милосердие ему неведомо. Сострадания у него нет. Он знает только один язык — язык крови и смерти. И всегда будет разговаривать на таком языке.

Эти пугающие мысли буквально разрывали Зине голову. Ей было печально и плохо. С самых ранних лет она не терпела вопросов, на которые нельзя было найти ясные и четкие ответы. Они загоняли ее в тупик. И вот теперь вопросов было столько, что они буквально погребли ее под своей тяжестью. А найти ответы на них она не могла. Как клыки лугару, это разрывало ее на части.

И потому Зина всматривалась в темноту, словно разговаривая с ней, как с очень дорогим собеседником. Ведь в темноте ей все чудился силуэт кровавого, но свободного волка, живущего по своим правилам и законам, недоступным для других людей.

А потому, когда на рассвете раздался звонок в дверь и пришел Виктор, она даже обрадовалась этому. Поплотней завернувшись в шаль, бросилась открывать. Вся квартира спала. Впрочем, на соседей ей давно уже было плевать. Не трогали ее — ну и ладно.

— Извини, что в такую рань… — Вид у Виктора был взволнованный и встревоженный, — я принес тебе кое-что…

— Пойдем скорей! — прикасаясь к его руке, Зина чувствовала небывалый прилив сил, ей хотелось прикасаться к нему вечно. Если бы это действительно стало возможным…

Только в комнате Виктор заговорил.

— Я принес тебе один документ. Забрал у брата. Он очень многое означает. Сейчас начнется совершенно другая эпоха.

— Я не понимаю. Какая?

— Эпоха страха. Теперь за всеми придет страх. Это… Это развязывает им руки. Люди не знают. Вот. Читай.

Виктор протянул ей листок с гербовой печатью НКВД. Зина сразу поняла, что это копия. Вверху стояла надпись «совершенно секретно».

— Это опасно? — вскинула она на него встревоженные глаза.

— Да. У брата забрал, — повторил как-то растерянно Барг. — Утром верну. Он и не заметит. А заметит, так ничего и не сделает. Он мне и не такое давал.

Вернувшись в свое кресло у окна и устроившись на нем поудобнее, Зина стала читать.

«НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР ОПЕРАТИВНЫЙ ПРИКАЗ от 13 июля 1937 года № 00447

ОБ ОПЕРАЦИИ ПО РЕПРЕССИРОВАНИЮ

БЫВШИХ КУЛАКОВ, УГОЛОВНИКОВ И ДРУГИХ АНТИСОВЕТСКИХ ЭЛЕМЕНТОВ

30 июля 1937 года Гор. Москва.

Материалами следствия по делам антисоветских формирований устанавливается, что в деревне осело значительное количество бывших кулаков, ранее репрессированных, скрывшихся от репрессий, бежавших из лагерей, ссылки и трудпоселков. Осело много в прошлом репрессированных церковников и сектантов, бывших активных участников антисоветских вооруженных выступлений. Остались почти нетронутыми значительные кадры антисоветских политических партий (эсеров, муссаватистов, иттихадистов и др.), а также кадры бывших активных участников бандитских восстаний, белых, карателей, репатриантов и т. п. Часть перечисленных выше элементов, уйдя из деревни в города, проникла на предприятия промышленности, транспорт и на строительства.

Кроме того, в деревне и городе до сих пор еще гнездятся значительные кадры уголовных преступников — скотоконокрадов, воров-рецидивистов, грабарей и др., отбывавших наказание, бежавших из мест заключения и скрывающихся от репрессий. Недостаточность борьбы с этими уголовными контингентами создала для них условия безнаказанности, способствующие их преступной деятельности.

Как установлено, все эти антисоветские элементы являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте, и в некоторых областях промышленности.

Перед органами государственной безопасности стоит задача — самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства.

В соответствии с этим ПРИКАЗЫВАЮ — С 5 АВГУСТА 1937 ГОДА ВО ВСЕХ РЕСПУБЛИКАХ, КРАЯХ И ОБЛАСТЯХ НАЧАТЬ ОПЕРАЦИЮ ПО РЕПРЕССИРОВАНИЮ БЫВШИХ КУЛАКОВ, АКТИВНЫХ АНТИСОВЕТСКИХ ЭЛЕМЕНТОВ И УГОЛОВНИКОВ…

…Все репрессируемые кулаки, уголовники и другие антисоветские элементы разбиваются на две категории:

а) К первой категории относятся все наиболее враждебные из перечисленных выше элементов. Они подлежат немедленному аресту и, по рассмотрении их дел на тройках, — РАССТРЕЛУ

б) Ко второй категории относятся все остальные менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежат аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а наиболее злостные и социально опасные из них заключению на те же сроки в тюрьмы по определению тройки.

Приговоры приводятся в исполнение лицами по указаниям председателей троек, то есть наркомов республиканских НКВД, начальников управлений или областных НКВД.

Основанием для приведения приговора в исполнение являются — заверенная выписка из протокола заседания тройки с изложением приговора в отношении каждого осужденного и специальное предписание за подписью председателя тройки, вручаемые лицу, приводящему приговор в исполнение.

Приговоры по первой категории приводятся в исполнение в местах и порядков по указанию наркомов внутренних дел, начальников управления и областных отделов НКВД с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение.

Документы об исполнении приговора приобщаются в отдельном конверте к следственному делу каждого осужденного.

При организации и проведении операции принять исчерпывающие меры к тому, чтобы не допустить: перехода репрессируемых на нелегальное положение, бегства с мест жительства и особенно за кордон, образования бандитских грабительских групп, возникновения каких-либо эксцессов.

Своевременно выявлять и быстро пресекать попытки к совершению каких-либо активных контрреволюционных действий.

НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОМИССАР ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ (Н. ЕЖОВ) ВЕРНО: М. ФРИНОВСКИЙ»

— Что это означает? — медленно, осторожно, со страхом, который не могла скрыть, Зина положила эти бумаги текстом вниз.

— Это означает, что под этот приказ попадает абсолютно любой человек. Кто угодно может быть репрессирован на законных основаниях. Эта бумажка — законное основание для развязывания террора.

— Нет… — она вдумывалась в смысл его слов, — это не может быть правдой.

— Может. И это будут тщательно скрывать. Такой приказ полностью развязывает руки. Формулировка «активный антисоветский элемент» — и все, человека нет.

— Но это надо доказать!

— Ты что, не умеешь читать между строк? — почти закричал на нее Виктор. — Они полностью ликвидируют институт следствия и судебных органов! Ликвидируют суд. Даже суда не будет! Приговор будут выносить тройки — три НКВДшника, которые просто подпишут бумаги, и все. Они не будут выслушивать подозреваемого, вести с ним какие-то допросы. Нет презумпции невиновности, нет права на адвоката. Абсолютно другая система. Трое уродов будут подмахивать бумажки тем, кого они не видели в глаза. Приговор будет только один — расстрел, расстрел, везде расстрел… Начинается катастрофа! В эту катастрофу каждый может попасть.

— Но если человек не признается…

— Ты шутишь? Игорь мне говорил, что у них уже есть план по признательным показаниям — минимум пять в день. Больше пяти — герой, стахановец. Ты себе представляешь, что они делают с людьми, чтобы получить эти пять признательных показаний?

— Их пытают, — сказала она, проглотив в горле жесткий, горький комок.

— Пытают — не то слово! Их истязают морально и физически так, что никто не выдерживает этих страданий. Бахвалясь, Игорь как-то сказал мне, что нет ни одного человека в мире, которого нельзя было бы сломать пыткой. Надо только подобрать правильную пытку и можно уничтожить любого человека. Только найти подход. И ведь они находят. А вот этот приказ… Теперь все пойдут в расход. Кончено.

Оба замолчали, и в наступившей паузе боялись посмотреть друг на друга. На самом деле, к политике большого террора шли давно, и секретный приказ был лишь логическим завершением того, что и так совершалось долгое время.

Внутренняя политика СССР во второй половине 30-х годов характеризовалась жестокими репрессивными мерами, проводившимися советскими государственными органами при участии партийных органов ВКП (б). Сигналом для массовых репрессий в СССР послужило убийство Первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП (б) С. М. Кирова. Факт убийства Кирова как повод для окончательного устранения бывших политических оппонентов был удачно использован Сталиным для собственных политических амбиций.