Лугару
Шрифт:
– Вы Зинаида? – Внезапно открылась соседняя дверь, и оттуда выглянула щуплая старуха лет восьмидесяти, одетая в теплый байковый халат, несмотря на жаркий июнь.
– Да, – с удивлением обернулась Зина.
– Так Евгений Кириллович просил вам записку передать! Сказал, что придет женщина, Зинаида. Вы с его работы, да? За документами? Ну так вот!
Старуха протянула Зине записку, сложенную точно так, как та, что Евгений оставил у нее дома. Почерк был еще более непонятным. Пытаясь разобрать слова, Зина одну и ту же фразу перечитывала по нескольку раз.
Наконец она поняла:
Отчаяние захлестнуло Зину. Ей вдруг показалось, что Евгений играет в какую-то странную игру, которую она не может разгадать.
– А где же сам Евгений Кириллович? – повернулась она к старухе.
– Уехал! Уехал буквально полчаса назад. К нему зашли двое мужчин, потом, спустя минут десять, они все вышли из квартиры и ушли. Я из окна видела, что они в машину сели. А когда выходили, вот он и отдал записку.
– Как эти мужчины выглядели? В форме? – спросила Зина.
– Не-не, – махнула рукой соседка. – Не в форме. Такие себе: брюки, рубашки. А, у одного сандалии на босу ногу были! А лиц я их и не видела, не вглядывалась. А зачем это мне? – искренне произнесла она.
Глава 5
Просторный кабинет с двумя огромными окнами, выходящими во двор, освещала настольная лампа с зеленым абажуром, стоящая на массивном письменном столе. Сводчатые высокие окна тонули в полумраке. В этом мягком, расслабляющем свете кабинет казался уютным. Он был похож на каюту корабля, медленно, но уверенно плывущего через неизведанный океан к берегам, которых никто на свете не видел.
Письменный стол стоял в простенке между окнами. Сверху, в самой видной части стены, в позолоченной резной раме висел портрет вождя. В приглушенном свете казалось, что ухмылка – ехидная, даже едкая – кривит его губы, а потому Сталин выглядел не таким суровым, как обычно. Портрет задавал особенный тон этому кабинету, и становилось понятно, что этого тона надо придерживаться. Суровый лидер своим взглядом не отпускал никого.
Ниже, под портретом Сталина, но уже в простой рамке из темного дерева висел портрет Дзержинского. «Железный Феликс» выглядел как обычно. Это была плохонькая безыскусная литография – такие раньше продавали на любых сельских ярмарках. И было видно, что висит она только потому, что должна висеть, поэтому качество ее никого особо не волновало.
За столом сидели двое мужчин. Один, помоложе, занимал почетное место начальства, находясь за столом привычно, было видно, что он на своем месте, и понятно, что стол, конечно же, принадлежит ему. Но на этом все его «царственные замашки» и заканчивались.
Перед ним, в кожаном кресле, приставленном к столу, сидел человек постарше. Он держался так уверенно, с такой надменностью, что сразу становилось понятно, кто на самом деле является начальством и кого серьезно боится человек за столом, словно потерявшийся вдруг в своем собственном кабинете. Холодный взгляд, надменное выражение лица, гордо поднятый подбородок… Его повадки и манеры были настолько решительны и свободны, что можно было не сомневаться в том, что одним росчерком пера этот человек привык вершить судьбы множества людей. И судьба того, кто сидел за столом, целиком и полностью в его власти.
Молодой и сам это понимал. А потому дрожал, лебезил и заискивал с той отвратительной приторностью, которая просто невыносима. Старший, кстати, прекрасно все видел и понимал, но позволял ему вести себя так с той долей иронии, которая всегда присуща очень уверенным и здравомыслящим людям.
На столе перед мужчинами стояла бутылка дорогого коньяка, рюмки и чашки с дымящимся кофе. Старший время от времени курил настоящую гаванскую сигару, без всякой картинности поднося ее ко рту и наслаждаясь самим процессом. Ароматный дым клубился под потолком и терялся в тягучей серой дымке, казалось, что потолок просто прячется в темноте.
– Таким образом… мы вот… – дрожал, запинался молодой начальник, перекладывая на столе какие-то бумаги трясущимися руками и все не поднимая глаз, – цифры отражены в сводках. Вы все можете проверить.
– Я понял, – старший снова затянулся сигарой и с усмешкой выпустил дым в потолок, – оставим все эти формальности. Как ты понимаешь, я приехал не просто так. Ты помнишь наш разговор месяц назад?
– Дословно помню, – молодой сразу стал серьезным.
– Пришло время, – кивнул пожилой.
– Понимаю, – молодой испуганно моргнул, отчего лицо его на миг приняло глуповатое выражение, – но это… Просто… Там, на шестом километре Овидиопольской дороги… Вы же понимаете, охрана расстреляна. Но слухи…
– Слухи надо обернуть в нашу пользу, – сказал старший, – если ты заметил, я уже использовал одного очень опытного человека. Он выдумал довольно любопытную легенду и уже запустил ее в народ.
– О человеке-свинье я слышал, – обрадовался молодой, что не опростоволосился в глазах начальства.
– Да. Мои информаторы поработали очень качественно. И вот увидишь, нашу легенду будут вспоминать спустя десятилетия! Одесскую легенду о человеке-свинье, который бродит по окраинам города и острыми клыками убивает людей.
– Только почему свинья? – не подумав, ляпнул молодой и тут же затрясся.
– А ты бы предпочел, чтобы говорили о волке? – усмехнулся старший.
– Нет, что вы! Простите, не подумал. Простите мою невнимательность, – младший стал белым как мел.
– Прощаю. Но в следующий раз следи за словами. Помнишь, какой плакат висит в коридоре? Болтун – находка для шпиона! То-то же.
– Я… исправлюсь.
– Разумеется. Иначе я бы к тебе не пришел. Ведь важная часть спецоперации зависит от тебя. Да, кстати, еще один момент. Из всех документов следует убрать эти нелепости про румынскую разведку! Прекратить немедленно. Чтоб ни сном, ни духом. Ну, ты меня понимаешь. Английская разведка, немецкая, французская, все, что угодно. Но никакой румынской с этого дня.
– Я понял. Все будет исправлено. Документы перепишут.
– К завтрашнему вечеру. Все документы.
– Так точно!