Луидор
Шрифт:
— А что будет с графиней?
— А что с ней будет? Возможно она уже мертва и её богатство используют мятежники. А если нет, нам то какое дело, Люмье? Обстановка изменилась, — кардинал бросил на него выразительный взгляд, —
нам она больше не нужна по той простой причине что я не смогу её использовать в своих планах.
— Но, ваше преосвященство, а брак с…
— Предполагая брак, я и понятия не имел, что мне придётся ей кланяться, — перебил его Ришелье, — и достаточно о графине. Занимайся Лангедоком. Отправь всех свободных людей туда и немедленно.
Я должен знать о каждом шаге мятежников. Но прежде, ещё раз очень тщательно проверьте склеп
«Святого Гервасия». Расспроси кюре, возможно ему
— Ваше преосвященство! — Люмье поклонился и вышел. Он привык подчиняться но на сей раз у него в душе остался неприятный осадок. Однако, следовало приступить к действиям и в первый черёд известить Гофо с которым он поддерживал постоянную связь, о новом положение дел. С этим
Люмье повезло ибо едва покинув стены дворца он обнаружил Гофо. Тот стоял возле его кареты с крайне загадочным видом. Люмье молча подошёл к карете и так же молча отворил дверцу. Второго приглашения Гофо не понадобилось. Он ловко вскарабкался внутрь кареты и уже оттуда проследил, как заходит Люмье.
— Я принёс важные вести! — таинственным голосом зашептал Гофо, едва дверца кареты закрылась за
Люмье. — Один человек видел эту самую маркизу Галлигаи. Он работал у Орлеанских ворот когда увидел как стражники остановили карету. Ну и пока он прикидывал, чтобы у них стащить, подслушал разговор. Разговаривали мужчина и женщина. Так вот мужчина так и назвал женщину.
— Это точно? — спросил внимательно слушающий Люмье.
— Куда уж точнее! — Гофо набожно перекрестился. — Малыш Туту не станет мне врать. Да и зачем? Я про деньги ничего ему не говорил.
— А куда они поехали?
— Вот этого не знаю! — развёл руками, Гофо.
— Ну может мужчина или женщина упоминали о каком то месте, городе?
— Ничего такого малыш не говорил. Он услышал только имя и больше ничего.
— Орлеанские ворота! — Люмье плотнее запахнул на себе плащ, откинулся спиной к стенке кареты и задумался. Сказанное Гофо позволяло ему в какой то степени успокоить свою совесть в отношение поисков графини де Суасон. Совершенно ясно, что они поехали на Юг. В том же направление находился Лангедок. Можно было попробовать совместить приказ кардинала и поиски графини.
Однако в этом случае он мог рассчитывать на себя и только на себя одного. Хотя почему только на себя?
— Поедешь со мной?
Неожиданно прозвучавший вопрос заставил Гофо удивлённо замигать ресничками. Правда он тут же принял обычное насмешливое выражение и коротко осведомился:
— И куда?
— Попытаемся отыскать следы этой кареты. Мне нужны два человека. Деньгами обеспечу. Лошадей дам.
— Нет! Какая ещё лошадь? Я их боюсь до смерти, — Гофо отрицательно покачал головой, — я сделал всё что было нужно. Нашёл эту женщину. Всё. А что Луидор? Умер? — неожиданно спросил, Гофо. Он изменился в лице, ожидая ответа.
— Нет. Скорее всего, поправится. А когда поправится, придёт к тебе и спросит: «Гофо, ты же мог спасти мою будущую супругу. Почему ты этого не сделал?»
Гофо разинул рот, но тут же его захлопнул и устремил хмурый взгляд на Люмье.
— Умеешь ты уговаривать. Хорошо. Поедем искать. Только возьмём с собой Сеньориту.
— Ну уж нет, — теперь уже Люмье отрицательно качал головой, — мне прошлого раза хватило.
— Успокойся, — Гофо хохотнул, — она больше слова не скажет. Она как узнала всё, так хотела побежать за тобой и извиниться.
— В самом деле? — приятно удивился Люмье.
— Точно. Мы придём сюда вечером. Приготовь всё. Мне лошадь…покороче и чтоб смирная была
Люмье даже не успел ответить. Гофо как ветром сдуло. Он постучал по стенке кареты и громко произнёс, обращаясь к кучеру:
— К склепу святого Гервасия!
Карета тронулась. Люмье снова погрузился в размышления. Он думал о том, что впервые идёт против воли кардинала. Но по сути это было обоснованное решение. Все эти игры, интриги захватывали его, но он не выносил лицемерия и необоснованной жестокости. В особенности, когда вопрос касался женщины. Ко всему прочему они самым решительным образом приняли участие в судьбе этих двух людей, и раз уж это сделано так следовало довести до конца начатое дело. Существовало ещё кое что. Несмотря на всё могущество кардинала, существовала ещё более грозная сила. Это был король. Люмье видел заинтересованность короля в судьбе Луидора. Именно тот, мог в самом ближайшем времени стать одним из самых могущественных людей. Поведение короля подтверждали это со всей очевидностью. Но лучшее подтверждение тому дал сам кардинал, когда сказал: «что ему придётся кланяться графине». Это могло означать только одно. Луидор, мог возвысится даже над ним. Люмье знал только двух людей, которые могли похвастаться подобным преимуществом. Это был сам король и герцог Орлеанский. По всей видимости, появился третий.
Кардинал же тем временем, вызвал к себе секретаря. Он желал получить ответы и знал, у кого именно они имеются.
Глава 38
Несколькими днями спустя, далеко от Парижа и в непосредственной близости от города
Тулуза встретились два отряда всадников. Первая прибыла из Лорагэ, и возглавлял её Анри де Монморанси, сиятельный герцог и единовластный хозяин Лангедока. Презрев, все советы супруги, он приехал на судьбоносную встречу. Вторая прибыла из Парижа, и возглавлял её не кто иной, как брат короля, герцог Орлеанский. Он же герцог Анжуйский граф Шартрский и граф Блуа.
Обменявшись приветствиями, обе кавалькады направились в Тулузу, где принц был встречен громкими криками:
— Да здравствует, король! Да здравствует, Генрих Y!
На виду всего города, под рукоплескания и радостные крики народа, принц и герцог Монморанси медленно проехали во дворец, где тот час же собрался военный совет. Почти в то же самое время близ Тулузы, появились две кареты. Они благополучно перебрались через мост и въехали в открытые ворота замка, стоявшего в непосредственной близости от берега Гаронны. Сам по себе замок имел небольшой размер, однако он выделялся, прежде всего, своими укреплёнными башнями и сильной охраной. Не успели кареты въехать во внутренний двор, как решётки немедля опустились, закрывая доступ к замку. Возле карет появились слуги. Они суетливо стали разгружать притороченные к карете тюки. Двое из них залезли на крышу передней кареты и стали спускать массивный сундук. Пока это происходило, из кареты появились маркиза Галлигаи, а следом за ней и Мабар. К ним тут же подошёл мужчина средних лет с мрачным лицом и длинной шпагой.
Они перекинулись несколькими словами, после чего все трое вошли в замок. Мужчина сразу повёл их в Западную часть. Они достигли лестницы ведущей к винному погребу. Рядом была ещё одна лестница. Она вела в подвал. Все трое спустились и оказались перед железной дверью. Их проводник отодвинул засов и открыл перед ними дверь. Маркиза знаком показала Мабару, чтобы он оставался снаружи, а сама вошла внутрь. Комната, а скорее подземелье, выглядело так как обычно выглядят кельи монахов за одним небольшим исключением. Здесь не имелось окон. Кровать с грубым бельём. Маленький стол, на котором медленно догорала одинокая свеча. Деревянный стул и…женщина в потрёпанном платье стоявшая посреди подземелья. Когда раздался скрип отворяемый двери, она обернулась. Это была… Мария. За эти дни она сильно изменилась. Лицо выглядело изнеможённым, глаза усталыми и безжизненными. Волосы были распущены. Руки безвольно свисали вдоль тела. Весь её облик выражал равнодушие к происходящему. Маркиза Галлигаи изобразила на лице озабоченное выражение и придав голосу сочувствие, произнесла: