Луис Мариано, или Глоток свободы

Гавальда Анна

— Ну и мозгляки! Нет, ну просто мозгляки! Нет, ну в самом деле, какие мозгляки!..

Бедная женщина — ей-то зачем страдать?!

И вообще, кто мы такие, чтобы портить праздник двум десяткам гостей?!

А еще можно убедить себя, что это вовсе не трусость. С тем же успехом можно назвать это мудростью. Внушить себе, что мы умеем вовремя отступить. Что мы не любим копаться в дерьме. Что мы куда честнее всех этих людишек, которые без конца треплют языком, ровно ничем и никому не помогая.

Да, именно этим мы и утешаемся. Твердя себе, что мы еще молоды, но уже достаточно проницательны. Что мы держимся елико возможно дальше от этого муравейника, что эта глупость нас совершенно не трогает. Плевать мы на нее хотели. У нас есть нечто более ценное. У нас есть мы. Мы богаты иначе.

Для этого достаточно всего лишь обратить взоры внутрь.

Чего там только нет — у нас внутри! Наши головы забиты множеством вещей, не имеющих ничего общего с их расистскими бреднями. Там есть музыка и писатели. Дороги, пороги, берлоги. Шлейфы

падающих звезд на квитанциях от карточки Visa, выдранные страницы, заполненные воспоминаниями счастливыми и ужасными. Песни и припевки, что вертятся на языке. Записки, хранимые «на долгую память», любимые книги, мармеладные медвежата и поцарапанные винилы. Наше детство, наши одинокие бдения, наши первые переживания и планы на будущее. Все эти часы лихорадочного ожидания под дверью и готовность помочь ближнему. Трюки Бастера Китона [6] . Письмо Армана Робена в гестапо [7] и Овен в облаках Мишеля Лейриса [8] . Сцена, в которой Клинт Иствуд оборачивается со словами: «Oh… and don’t kid yourself, Francesca…» [9] , и та, где Никола Карати защищает своих измученных больных на процессе их палача [10] . Праздничные гулянья 14 июля в Виллье. Аромат айвы в погребе. Наши дедушки и бабушки, сабля господина Расина и его сверкающая кираса [11] . Наши провинциальные фантазмы и зубрежка накануне экзаменов. Плащ мамзель Жанны, когда она садится на мотоцикл позади Гастона [12] . «Пассажиры ветра» Франсуа Буржона [13] и первые строки из книги Андре Горца [14] , посвященные его жене, которые Лола вчера вечером прочитала мне по телефону, после того как мы с ней битый час проклинали эту чертову любовь: «Тебе скоро исполнится восемьдесят два года. Ты стала ниже на десять сантиметров, весишь всего сорок пять кило, но по-прежнему красива, грациозна и желанна». Марчелло Мастроянни в фильме «Очи черные» и платья от Кристобаля Баленсиаги. Запах пыли и сухого лошадиного навоза по вечерам, когда мы выходили из автобуса. Лаланны в своих мастерских, разделенных садом [15] . Две памятные ночи: первая — когда мы поменяли местами таблички на улице Добродетелей, а вторая — когда запихнули селедочные потроха под террасу ресторана, где работал этот долбонавт из Poêle Tefal. И памятный переезд в кузове грузового фургона, где, лежа на картонных коробках, мы прослушали, а Венсан зачитал нам вслух весь «Отчет» [16] , от начала и до конца. И лицо Симона, когда он впервые в жизни услышал Бьорк, и музыка Монтеверди на автостоянке в «Макумбе» [17] .

6

Бастер Китон (наст. имя Джозеф Франк, 1895–1966) — американский киноактер, игравший в основном в немых кинофильмах.

7

Арман Робен (1912–1961) — французский писатель и переводчик; в годы Второй мировой войны сотрудничал с профашистским правительством Петена.

8

Мишель Лейрис (1901–1990) — французский писатель, поэт, этнолог и искусствовед. «Овен в облаках» — образ из его поэмы «Lena».

9

Клинт Иствуд (р. 1930) — американский актер и режиссер. Фраза «О, не обманывай себя, Франческа!» взята из его фильма «Мосты округа Мэдисон» (1995).

10

Никола Карати — герой итальянского телесериала «Лучшие из молодых» («La meglio gioventu», 2003, реж. Марко Туллио Джордана), психолог, который помог душевнобольным пациентам выиграть процесс против директора лечебницы, жестоко обращавшегося с ними.

11

Отсылка к книге французского писателя и художника Томи (Жана-Тома) Унгерера «La grosse bête de Monsieur Racine», где герой носит кирасу и саблю, похожие на те, что носили солдаты во время франко-прусской войны 1870 г.

12

Жанна, Гастон — герои комикса и мультсериала «Гастон Лагафф».

13

Франсуа Буржон (р. 1945) — французский художник, автор комиксов, в т. ч., серии «Пассажиры ветра».

14

Андре Горц (наст. имя Хорст Герард, 1923–2007) — французский философ и социолог. В 2007 г. в возрасте 84 лет покончил жизнь самоубийством вместе с женой.

15

Супруги

Лаланн, Клод (р. 1924) и Франсуа-Ксавье (1927–2008), — французские дизайнеры и скульпторы, на протяжении 50 лет работавшие каждый в своей мастерской.

16

«Отчет» («L'Etabli») — книга о французской молодежной оппозиции 70-х годов XX века.

17

Клаудио Монтеверди (1567–1643) — итальянский композитор, виолист и певец. «Макумба» — ночной клуб.

Все сделанные нами глупости, и угрызения совести, и мыльные пузыри, которые мы пускали на похоронах крестного Лолы…

Все наши неудачные любовные романы, разорванные письма, друзья, которым всегда можно позвонить. И знаменательные ночи, и эта мания все всегда переставлять и перекладывать с места на место. И тот незнакомец или незнакомка, кого мы завтра ненароком толкнем на бегу, догоняя автобус, который нас не дождется.

Все это и еще много чего другого.

Вполне достаточно, чтобы не погубить свою душу.

Вполне достаточно, чтобы не вступать в перепалки с идиотами.

Да пусть они все сдохнут!

Впрочем, они и так сдохнут.

Они сдохнут сами, без нашей помощи, пока мы будем сидеть в кино.

Вот чем утешаешь себя, вспоминая тот день, когда мы промолчали и не полезли в драку.

И нужно помнить еще одно: во всем этом — в нашем внешнем безразличии, в нашей сдержанности, а также в слабости — есть доля вины наших родителей.

Доля вины — и доля заслуги.

Потому что это они приобщили нас к музыке и книгам. Это они рассказывали нам о других вещах и заставляли смотреть на мир по-другому. С большей высоты, с большего расстояния. Но именно они забыли дать нам главное — уверенность в себе. Им казалось, что это придет само собой. Что мы вполне готовы к взрослой жизни, а их похвалы только навредят этой уверенности.

Увы, это была ошибка.

Уверенность к нам так и не пришла.

И вот результат — благородные слабаки. Безголосые перед агрессивными обывателями, которые плевать хотели на наши высокие устремления и от которых порой начинает тошнить.

Может, от переизбытка сладкого крема…

Помню, как однажды мы всей семьей приехали на пляж в окрестностях Оссгора — а нам крайне редко случалось выбираться куда-либо всем вместе, ибо Семья, именно с большой буквы «С», никогда не была для нас таковой в полном смысле этого слова; и вдруг наш Старик (папа категорически не желал, чтобы его величали Папой, и когда посторонние удивлялись, мы говорили, что это, мол, из-за мая шестьдесят восьмого. Такое объяснение нам страшно нравилось — «май 68-го» звучало как тайный код, это было все равно что сказать: «Он прилетел с планеты Зорг»), так вот, наш Старик вдруг оторвался от книги, поднял голову и спросил:

— Дети, вы видите этот пляж?

(Как вам нравится — назвать пляжем Серебряный берег! [18] )

— А известно ли вам, какое место вы занимаете во Вселенной?

(Еще бы не знать! Несчастные лишенцы, которым даже не разрешают — есть мороженое на берегу!)

— Вы все вместе взятые не больше одной песчинки. Вот этой вот крошечной песчинки. И ничего более.

И мы ему поверили.

Что ж, тем хуже для нас.

18

Курортный город Оссгор и Серебряный берег (пляж) находятся на бискайском побережье Франции.

— Чем это пахнет? — с тревогой спрашивает Карина.

А я как раз обмазываю себе ноги снадобьем мадам Рашид.

— Господи, что… что это за отрава?

— Понятия не имею. Наверное, мед или жженый сахар, смешанный с воском и пряностями…

— Какой ужас! Вот уж мерзость так мерзость! И ты занимаешься этим здесь, в машине?!

— А куда деваться? Не ехать же на свадьбу с волосатыми ногами. Еще примут за снежного человека.

Моя невестка с тяжким вздохом откидывается назад.

— Только, пожалуйста, не испачкай сиденье… Симон, выключи кондишн, я открою у себя окно.

— Выключи, пожалуйста, — добавляю я сквозь зубы.

Мадам Рашид завернула мне этот «рахат-лукум» во влажную тряпочку. «Ти пириходи к меня следущи раз. Пириходи к меня, я тибе что-то исделаю. Исделаю такой хороший вещь с твой садик лубви. Ти будешь видеть, какой он будет, твой мущин, когда я тибе убирать все оттуда, он будет тибе лубить как безумии, исделает для тибе все что ни попроси», — заверила она, хитро мне подмигнув.

Я улыбалась, вспоминая ее слова. Но не слишком радостно. Потому что ухитрилась-таки посадить пятно на подлокотник своего кресла и теперь пыталась незаметно стереть его салфеткой. Черт бы меня подрал!

— Ты что ж, и переодеваться намерена тут?

— Нет, мы остановимся где-нибудь не доезжая… Правда, Симон? Ты ведь найдешь для меня укромное местечко?

— Где пахнет лесными орешками?

— Очень надеюсь!

— А Лола? — спрашивает Карина.

— Что «Лола»?