Луис Мариано, или Глоток свободы
Шрифт:
— Она приедет?
— Не знаю.
Карина подпрыгивает от возмущения.
— Как это ты не знаешь?
— Да вот так, не знаю.
— Это просто невероятно!.. С вами никогда ничего не известно. Вечно одно и то же — эта непобедимая артистическая расхлябанность. Неужели так трудно быть серьезными, хотя бы время от времени?! Хоть чуточку?!
— Вчера я говорила с ней по телефону, — сухо ответила я. — Она была не совсем в форме и еще не знала, поедет или нет.
— Ты меня удивляешь!..
Ух, как я ненавидела этот противный снисходительный тон.
— И что же
— О-ля-ля! Да ничего. С вами меня уже ничего не удивляет! И вообще, если Лола не в форме, это отчасти и ее вина. Она ведь этого хотела, разве нет? У нее просто талант попадать в самые невозможные ситуации. Даже представить себе не могу…
В зеркальце заднего вида отразились нахмуренные брови Симона.
— В общем, если хочешь знать мое мнение, я могу сказать только одно…
Да, точно. Ты можешь сказать только одно…
— Проблема Ло в том…
— Стоп! — взорвалась я в самом начале фразы. — Стоп! Я жутко не выспалась, давай отложим это на потом.
Карина приняла свой привычный оскорбленный вид:
— Ну, так я и знала, в этой семье мне никогда не дадут слова сказать. Стоит сделать самое невинное замечание по поводу одного из вас, как трое других приставляют мне нож к горлу… Это просто смешно, наконец!
Симон пытался перехватить мой взгляд.
— Я вижу, ты хихикаешь над моими словами? Вы оба хихикаете надо мной! Да уж, нечего сказать — взрослые люди, а ведете себя как малые дети. Я, кажется, имею право на собственное мнение… или уже нет? Поскольку вы никого не желаете слушать, вам никто не может ничего сказать, а поскольку никто не может вам ничего сказать, вы так и остаетесь неприкосновенными. И никогда не считаете себя виноватыми. Но я-то сейчас выскажу вам все, что об этом думаю…
(Да плевать нам с высокого дерева на то, что ты думаешь, моя милая!)
— Так вот, я думаю, что эта линия самозащиты, этот принцип «Мы сплочены, а на всех остальных нам плевать!» оказывает вам скверную услугу. Это не назовешь конструктивным подходом.
— Дорогая моя Карина, а что, по-твоему, конструктивно в нашем низменном мире?!
— Ой, только избавьте меня от этих ваших философских штучек и хоть на две минуты перестаньте корчить из себя разочарованных Сократов. В вашем возрасте эти пафосные высказывания просто нелепы… Послушай, ты когда-нибудь кончишь возиться с этой дурацкой мазью, в машине уже не продохнуть как воняет.
— Да-да, сейчас, — успокоила я ее, растирая пахучий комок по своим тощим белым лодыжкам, — уже почти все.
— Неужели ты потом не накладываешь крем? При эпиляции поры закупориваются и кожа не дышит, ее нужно обязательно увлажнить после процедуры, иначе на ногах до завтрашнего дня останутся красные точки.
— О черт, я ничего не взяла с собой.
— У тебя нет при себе увлажняющего крема?
— Нет.
— И ночного нет?
— Нет.
— То есть вообще ничего нет???
Карина пришла в ужас.
— Ну почему же… У меня с собой зубная щетка, паста, L’Heure Bleue [19] , презервативы, тушь для ресниц и помада Labello rose.
Карина была убита.
— И это все, что есть в твоей косметичке?!
— Гм… В моей сумке. У меня нет косметички…
Она тяжело вздохнула, порылась в своих запасниках и протянула мне толстый белый тюбик.
— На, возьми… помажь хотя бы этим…
Я поблагодарила ее с улыбкой — на сей раз искренней. Она была довольна. Моя невестка жуткая зануда, но ей нравится доставлять другим удовольствие. Хотя бы это достоинство за ней нужно признать…
19
L'Heure Bleue — популярные и очень дорогие духи фирмы Guerlain, впервые выпущенные в 1912 г.
Кроме того, она не переносит закупоренных пор, от этого у нее просто сердце разрывается.
Помолчав с минутку, она снова заговаривает со мной:
— Гаранс…
— М-гм…
— Знаешь, что я считаю ужасно несправедливым?
— Наценки Marionn… [20]
— Нет. То, что ты будешь выглядеть красивой, несмотря ни на что. Тебе стоит чуть тронуть губы помадой, мазнуть ресницы тушью, и ты становишься красавицей. Язык не поворачивается сказать тебе это, но так оно и есть.
20
Имеется в виду крупнейшая французская парфюмерная компания Marionnaud.
Я прямо оторопела. Впервые за много лет я услышала от нее что-то приятное. Мне даже захотелось ее расцеловать, но она тут же охладила мой порыв:
— Эй, ты не очень-то увлекайся, оставь мне хоть немного крема! Это все-таки не L’Oréal, прошу не забывать.
Вот в этих словах вся Карина… Стоит ей проявить к человеку симпатию, как она тут же обязательно воткнет ему шпильку в одно место — из страха, наверное, что ее уличат в мягкосердечии.
А жаль. Таким образом она лишает себя массы приятных моментов. Как, например, сейчас: до чего было бы трогательно, если бы я бросилась ей на шею в искреннем порыве любви. И наградила бы горячим поцелуем, пока машина лавирует между двумя грузовиками… Но, увы, Карина всегда ухитряется все испортить.
Я часто думаю: хорошо бы взять ее к себе домой на несколько дней, на стажировку, чтобы научить жить по-людски.
Чтобы она наконец забыла о бдительности, расслабилась, сбросила свой белый халат и перестала считать микробов на окружающих.
Мне грустно видеть, как она живет в плену своих дурацких предрассудков, застегнутая на все пуговицы, неспособная на нежность. Но потом я вспоминаю, что ее воспитывали Жак и Франсина Молину, что она выросла в глухом углу жилого предместья Мана, и говорю себе: в общем-то, при таких обстоятельствах она могла быть куда хуже…