Лука
Шрифт:
Так вот, я видимо со всеми своими потрохами принадлежу Дьяволу.
Майлз.
— Это же не четвертая группа крови! Я сколько часов назад тебе это сказал, конченный! Я придушу тебя сейчас своими же руками, олень тупорылый!
Алан редко выходил из себя, обычно до последнего оставался спокойным и рассудительным, но сегодня он орал на врача местной больницы так громко, что у меня уши заложило. Его лицо раскраснелось, приобрело пунцовый оттенок. Более того, даже раненый Лука стал приходить в себя от такого шума. Начинало переставать
От приступа охватившей боли он сжал челюсти, это было видно, как выделились желваки на его лице. Губы слегка подергивались. Глаза были едва приоткрыты, к нему еще не пришла ясность мысли, но он стал возвращаться к нам И это было очень плохо.
— Лежать и не двигаться! — рявкнул Алан, поворачиваясь к нам от врача. — Если хочешь ходить с автоматическим протезом — можешь двигаться, мне похуй, твоя рука.
Гроссерия не ослушался, сделал глубокий протяжный вздох, закрывая глаза. Его и без того хриплый голос был совсем глух:
— Как остальные?
— Тебя одного так цепануло, остальные отделались ссадинами.
— Это хорошо. Мне кабзда, если ты здесь?
— Относительно. В Москве бы не было проблем, здесь… Я не могу посмотреть, где застряла пуля без МРТ, не могу шевелить твою руку — рана может снова открыться и ты истечешь кровью.
— У погранцов в ПМП должна быть. — глухо сказал он, удерживая болезненные спазмы, заставляя себя говорить и не отключаться. С каждым словом лицо напрягалось сильнее. — Позвоните… Глухареву. Скажите, что Гроссерия просит отдать долг… Будем значит лететь в Москву.
Лука оставался собой даже лежа на больничной кушетке, потеряв несколько литров крови с пулей в руке. Лицо стало непривычно бледным, обманчиво слабым, но он сохранил властный тон не терпящий возражений
— Да. Еще. Я просил бумаги подготовить на пацана, заберите их в посольстве. Он полетит с нами.
— Макс Гроссерия. — прочитал мальчик недоверчиво, глядя в документы на усыновление, пробуя свое новое имя и фамилию. Теперь у него будет новая жизнь. Он очень крепко держал пачку бумаг дрожащими руками. Когда он поднял на меня глаза в них были слезы, серые пронзительные глаза испытывали меня, ждали когда я обьсню ему что-нибудь.
Мне нечего было сказать ему, объяснить решение друга о котором даже не знал, пока не получил бумаги. Жак, юрист Луки, подготовил все в лучшем виде и направил сюда, где документы были переданы соответствующим людям.
С сегодняшнего дня Лука стал отцом непослушного парня, который потерял родителей и бомжевал в Дамаске, прячась в притонах. Мальчишка был похож на него характером, такой же дикий и упрямый. Во внешности у них было тоже много схожести, можно было предположить, что он его родной сын.
— Не понимаю.
— Ты полетишь с нами. — я положил руку на его худенькое плечо. — Нечего тебе здесь делать. Думаю, позже Лука сам тебе расскажет о своем решение. Вы обсудите, что будет дальше…
Парнишка был в шоке, поэтому он послушно кивнул и пошел за мной, сжимая копию документов своими маленькими руками. Хоть мы его и помыли и накормили, его одежда осталась такая
Алиса.
— Алиса? — его голос был таким нежным, чувственным у самого уха. Я непроизвольно разнежилась, подалась назад, чтобы прильнуть к нему. Почувствовать исходившее тепло тела, такого желанного и родного. — Я скучал по тебе, Мониша.
Я вытянулась как кошка, мурча, ластясь к своему хозяину, извиваясь под ласками его сильных рук. Моих любимых, неповторимых рук с татуировками. Разве могут быть руки необыкновенными, не такими как у всех? Необъяснимо, не доступно описанию словами, но они приводили меня в экстаз, возбуждали своим видом, рельефом, венами.
— Я тоже. Я так соскучилась, так хотела поговорить с тобой. — Я обернулась слишком резко, импульсивно, желая увидеть его лицо, прикоснуться к тонкой полоске под глазом.
Передо мной был он, мальчик из детства с непослушными волосами. Он смотрел на меня пристальным взглядом, не отрываясь. Его лицо начало трансформироваться прямо на глазах, меняться.
Я села на кровати, ощупывая шею на которой так четко ощущалось дыхание Луки, я словно чувствовала его. Сердце хаотично билось, дыхание сбилось и лоб покрыла испарина. Я даже не помнила, как и заснула, провалилась в темноту от бессилия.
Обхватила себя руками, стараясь унять переживания.
В дверь постучали настойчиво, громко. Я вздрогнула, не понимая снится мне это или на яву. Все смешалось. На цыпочках пробежав от кровати к двери, я не решительно открыла её, натыкаясь взглядом на помятого Захара, который был очевидно не в форме. На нем были потертые джинсы и черная толстовка. Он смотрел на меня рассеянно, так словно через меня, не видя.
— Собирайся, нам нужно ехать. — никаких прелюдий, объяснений, ушел. Сердце заколотилось еще сильнее предчувствуя что-то нехорошее от происходящего. Я не стала тратить время на бессмысленные вопросы, на которые не получу ответы. Они и не нужны мне были. Захар бы не принимал самостоятельно решение, значит это решение Дьявола — я последую за ним. Нет смысла отпираться, я соскучилась до скрежета зубов, мне нужен просто его взгляд, не нужны даже слова.
Быстро накинув на себя одежду и сходив в туалет на дорожку, что-то мне подсказывало, что смогу я это сделать не скоро, я вышла во двор, где стояла гробовая тишина. За мной увязался маленький комочек шерсти, следующий по пятам. Не выдерживая раздирающих чувств я взяла его на руки. Хотелось бы попрощаться с Ханзи. Захар курил, сидя на водительском месте, напряженный и в своих мыслях.
Стоило мне подойти к машине и открыть рот, чтобы спросить где Ханзи, как дверь калитки распахнулась и во двор зашел хозяин этого дома в джинсах и рубашке, такой же озадаченный.
— Доброе утро? — он открыл дверь машины и помог мне забраться в нее вместе с Вульфом. Его голос был таким же теплым и успокаивающим. Я думала, что он попрощается и мы поедем, но он тоже сел в машину, только на переднее сиденье.
Захар завел двигатель.
Случилось что-то плохое, я это чувствовала.