Лукавые истории из жизни знаменитых людей
Шрифт:
Позднее, когда Дюма был принят в свете, он развлекался тем, что отпускал грубоватые шуточки. Однажды хозяйка дома, с легкостью наставлявшая рога своему мужу, попросила Дюма написать ей несколько строк в альбом.
— Вы так красиво пишете,—сказала она.
Дюма, сделав вид, что речь идет о каллиграфии, старательно, как школьник, стал выводить различные слоги: «Ба, бе, би, бо, бю, ка, се, си...» (Следующие два слога согласно французскому алфавиту были бы «со» и «сю», а «сосю» по-французски значит «рогоносец» (прим. ред.)
Внезапно остановившись, он с притворством воскликнул:
— Нет! Довольно! В доме повешенного не говорят о веревке!
И положил перо, не дописав строки...
Порой «богемные» манеры Дюма шокировали окружающих. Однажды к нему пришел художник Курбе, до того Дюма не знавший.
— Г-н Дюма не принимает,— сказал ему лакей.
— Передайте ему мою визитную карточку.
Лакей исполнил просьбу художника и, вернувшись, сказал:
— Вас просят войти.
Когда Курбе зашел в ванную комнату, лукаво улыбающийся Дюма встретил его следующими словами:
— Рад с вами познакомиться. Раздевайтесь и залезайте в ванну, здесь нам будет гораздо удобнее беседовать!
* * *
5 июня 1840 года Дюма женился на весьма легкомысленной актрисе Иде Феррье. Их свидетелями были Роже де Бовуар и Шатобриан. Последний, привыкший благословлять низложенных королей, благословляя новобрачную, платье которой было достаточно смело декольтировано, шепнул Бовуару:
— Мой удел, как видите, остается неизменным: благословлять падших...
Сразу же после свадьбы Александр Дюма поселяется с Идой на улице Риволи: она на втором этаже, он — в трехкомнатной квартире на пятом. Именно здесь он увлеченно работает сутками напролет, от чего получает большое удовольствие. Это подтверждает ходивший о нем в то время анекдот.
Однажды утром к Дюма приходит англичанин. Лакей впускает его в переднюю и говорит:
— Я доложу хозяину о вашем приходе.
В этот момент из комнаты раздается оглушительный взрыв хохота.
— О! Не беспокойте г-на Дюма. Я подожду, пока он останется один...
— Но хозяин один, — отвечает лакей. — Он часто смеется за работой...
Да, Дюма часто смеялся, когда писал, радуясь своим находкам. Он смеялся и над кознями, чинимыми его же собратьями по перу. С подачи Виктора Гюго, ревниво относившегося к драматическим успехам Дюма, в «Журналь де деба» появлялись разгромные критические статьи. Дюма же лишь пожимал плечами и беззлобно отшучивался. Однажды по окончании пьесы Гюго «Эрнани» Дюма сказал на весь зал:
— Надо бежать отсюда скорее! Вдруг актерам придет в голову начать все сначала...
И расхохотался, довольный своей местью.
* * *
Дюма писал без устали. Может быть, его стиль и не отличался совершенством, как отмечали некоторые критики, но плодовитость его была необычайна.
Однако он достигал этого не без помощи «подручных». Недруги Дюма без стеснения говорили:
— У этого мулата есть свои «негры»...
Одним из самых известных и незаменимых его помощников был Огюст Макэ. Именно он подал Дюма идею написать и сам сделал первые наброски книг «Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо» и ряд других произведений.
Имея в своем распоряжении сюжетную канву, Дюма давал волю воображению, практически переписывая все. Он добавлял различные диалоги и эпизоды, вводил новых действующих лиц и превращал 200-страничную заготовку в увесистый том.
Правда, он соглашался на то, чтобы подпись Макэ стояла рядом с его подписью под большинством пьес.
Будучи хорошим рассказчиком, он требовал от слушателей полного внимания. Он делал все, чтобы пленить и очаровать их. Если кто-либо отвлекался, это доставляло ему огромные страдания. Он готов был переписать целую главу или акт, лишь бы его произведение слушали увлеченно.
Во время первой репетиции «Трех мушкетеров» Дюма стоял за кулисами и наблюдал, какое впечатление производила каждая реплика актеров. Когда репетировали седьмую картину, он заметил, что дежурный пожарный ушел со своего привычного места. Дюма подозвал его и спросил:
— Почему вы куда-то исчезли во время репетиции?
— Эта сцена понравилась мне меньше других.
Ничего не сказав, Дюма бросился в кабинет директора театра Амбигю, снял сюртук и галстук, расстегнул воротничок рубашки и попросил принести ему текст седьмой картины.
— Пожалуйста, — сказал директор театра, протянув Дюма рукопись, которую тот сразу же бросил в огонь.
— Что вы делаете?—воскликнул директор.
— Пожарному эта сцена не понравилась, и теперь я понимаю, почему! — ответил Дюма. Через час был готов новый вариант седьмой картины.
* * *