Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь
Шрифт:
Владелица таверны стояла и смотрела на мост, впервые за многие месяцы пустой, готовый принять парадный марш войск. Позади нее сновали слуги, поднося еду и вино толпе гостей. Ваноцца Каттанеи, может, и мать героя-завоевателя, но также и успешная деловая женщина, а сегодня выдалась отличная возможность подзаработать, ведь каждый дюйм смотровой площадки уже сдан в аренду тем, кто в состоянии за него заплатить.
Как бы ни сильна была боль Ваноццы после гибели сына, ее заслонили показные страдания его отца и последовавший за этим политический кризис. Лишенная возможности выплескивать горе публично, Ваноцца переживала его в себе; в те темные дни она обратилась к Богу и находила утешение в работе. Ведение дел на ферме и в таверне всегда приносило ей удовольствие,
Она могла бы наблюдать за сегодняшними торжествами из комнаты в замке: папа, обычно не баловавший ее вниманием, особенно когда он был поглощен своими делами, любезно прислал ей приглашение. Но она чувствовала себя куда счастливей в мире, который создала для себя сама. Она всегда была самодостаточной женщиной, и пусть Александр видел в своих детях черты Борджиа, он не мог бы не признать, если спросить его напрямик, что они унаследовали и ее целеустремленность и самоуверенность.
Дороги к мосту были полны людей. Толпу оттесняли войска, древки флагов сплетены вместе, образуя барьер. Здесь была представлена добрая половина религиозных движений Европы: черные францисканцы, белые цистерцианцы, серые доминиканцы, старые и молодые, многие накинули капюшоны, спасаясь от зимнего ветра. Она наблюдала за тем, как молодой человек – возможно, не старше Джоффре – с простоватым лицом и непокрытой остриженной головой по-немецки выговаривал солдатам за грубость, когда они толкнули какую-то женщину и она упала на землю. Он помог ей подняться, а затем исчез в толпе, что-то ожесточенно бубня себе под нос. «Так много людей, – думала она, – и каждый со своей историей, каждый следует собственной судьбе». Вдали послышались трубы. Пора открывать лучшее вино, которое она принесла из своих личных погребов. Более подходящего момента поднять бокал не представится. Ее сын возвращался домой.
Часть седьмая
Во дворце так много дрязг, старых и новых, так много зависти, что этот скандал просто не мог не произойти.
Глава 50
Чезаре, прирожденный солдат, скучал по походной жизни, сидя в своих комнатах на верхнем этаже апартаментов Борджиа. Он легко раздражался, а настроение у него менялось чаще, чем погода. Сон не шел: то ли в спальне слишком жарко, то ли кровать чересчур мягка. Он затушил огонь, закутался в походный плащ и бросил матрац на пол. Теперь вся его жизнь заключалась в отправлении и получении писем: детальных ежедневных отчетов из Имолы и Форли, оставленных на попечение Рамиро де Ларка – нового губернатора, или посланий от французской армии, которая сейчас производила неистовый марш-бросок по землям Ломбардии и к Милану. Людовико Сфорца готов был вернуть себе свой город. Чезаре с Микелетто до поздней ночи обсуждали планы, пытаясь предугадать ход будущих сражений.
Тем временем слуги без конца приносили ему приглашения, и игнорировать их становилось все затруднительней. Но свободного времени у герцога было так мало…
– Я готов встретиться с Венецией и Феррарой. Остальные могут подождать.
– Еще одно приглашение от вашей сестры, герцогини Бишелье.
– Только от Лукреции или еще и от ее мужа?
Микелетто пожал плечами.
– Не думаю, что вы сможете избегать его вечно.
– Почему бы и нет? – буркнул Чезаре. – Я уже жал ему руку. Чего еще он от меня хочет?
Утром в день парада Альфонсо покинул дворец Санта-Мария-ин-Портико до рассвета.
– Ах, герцог Бишелье, полагаю, вы самый привлекательный мужчина во всем Риме! – сказала Лукреция, поеживаясь от холода в своей ночной сорочке. Она настояла на том, чтобы подняться вместе с ним.
– Надеюсь, не привлекательней твоего брата? Никто не должен затмить его сегодня. Может, измазать сажей одежду и сломать пару перьев на шляпе?
– Не поможет. Тебя выдаст лицо.
– Тогда я надену маску. – Они рассмеялись, и он обнял ее. – Мне пора идти. Лучше не опаздывать.
Она не отпускала его.
– Это просто парад, Лукреция. Я вернусь.
– Знаю, знаю. – Лукреция старалась, чтобы ее голос звучал непринужденно. – Что ты ему скажешь?
– Поздравлю его с блестящим талантом воина и командира. Он поблагодарит меня. Ведь он поймет, что я говорю искренне.
Так все и произошло. Двое мужчин встретились, когда только занимался туманный рассвет. Лошади выдыхали в морозный зимний воздух клубы пара, конюхи и жезлоносцы поправляли камзолы и выпячивали вперед грудь, чтобы всем лучше было видно вышитое слово ЦЕЗАРЬ. Они обменялись твердым рукопожатием, перебросились несколькими словами и быстро обнялись, словно оба боялись чем-то заразиться друг от друга. От более близкого общения их спас приход Джоффре. Тот был возбужден и радовался, как щенок, хозяин которого только что вернулся домой.
– То, как ты взял крепость Имолы… и бомбардировка Форли, такой умный ход, а как верно выбрано количество пушек! Стратегия безупречна… – трещал он без умолку. – Что за паршивые гасконцы! Ничего, очень скоро ты возьмешь и Пезаро. И Римини. На этот раз я помогу тебе. Главное, убедить отца. Я буду твоим главным помощником. Я решил драться с тобой бок о бок. Санча подтвердит. Как она тебе? Расскажи!
– Кто? – От неожиданности Чезаре позволил себе улыбнуться.
– Воительница Сфорца, разумеется. Ты спал с ней? Да, да, конечно спал! Сколько раз? Она сильно сопротивлялась?
Чтобы заставить его замолчать, Чезаре сделал выпад рукой и притянул брата за шею в захват, совсем как раньше, когда они вместе упражнялись в рукопашном бое.
– Вот что я с ней сделал, – сказал он, и Джоффре возмущенно заорал. – А потом я сделал вот так. – Он свободной рукой схватил Джоффре за гульфик. – И угадай, что я обнаружил, брат? Яйца у нее покрупнее твоих. Мой брат, воитель! – воскликнул он через секунду, отпуская его и задрав его руку вверх, чтобы все видели. – А теперь запрыгивай на коня. Да не свались с него! Если будешь хорошо себя вести, я организую тебе встречу с ней.
Но в итоге последнее слово осталось за Катериной Сфорцей.
После нескольких недель в плену этой восхитительной наезднице, отправившей своих лучших коней в Мантую, лишь бы они не достались врагу, пришлось унизительно тащиться через Апеннины в телеге с продовольствием. Тем не менее, когда они с Чезаре, ее тюремщиком, вошли в украшенный фресками зал делла Паппагани, где на троне восседал папа римский, она изо всех сил старалась выглядеть хорошо.
Перед ними предстал святой отец всего христианского мира, он же невероятно гордый отец собственного сына. Чезаре едва успел коснуться губами ног папы, как он уже вскочил с трона, обнял его и рассмеялся, без умолку тараторя что-то на каталонском. В этот один из самых триумфальных дней его жизни как мог он отказать в милости красивой женщине, поражение которой принесло им славу?
– Я вверяю себя в ваши руки, ваше святейшество, – сказала Катерина. Ее голос был тих и дрожал от волнения. – Герцог Валентино достоин встать в один ряд с величайшими воинами прошлого. Никогда не встречала мужчину, подобного ему.
В этот момент мертвые солдаты, невыполненные обещания, угрозы и отравленные послания были забыты. Ах, что за удовольствие наблюдать, как красивая женщина с пышными, белоснежными грудями, рвущимися наружу из стягивающего их корсета, опускается в глубоком реверансе к твоим ногам!