Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь
Шрифт:
– Ха! – Чезаре лежал в кровати; его ноги были согнуты под странным углом, как будто сквозь них пропустили железные пруты. Он страдал уже на протяжении двух дней, лицо посерело от боли.
– Я бы сказал, что нынешнее явление болезни не стало для меня полной неожиданностью. С тех пор, как мы вернулись в Рим, вы испытывали… – Доктор помолчал, подбирая нужные слова: – Определенные смены настроения. – Он посмотрел на Микелетто. Тот внимательно изучал напольную плитку. Когда неделю назад пришли вести о том, что Людовико вернулся
– Что, теперь мое настроение тоже признак болезни?
– Мне кажется, что между ним и болезнью есть какая-то связь, да.
На столе у Тореллы лежали письма из города Феррара, где заразилась уже, похоже, половина двора: описания пораженных недугом мужчин, впавших в глубокую депрессию либо такую ярость, что порой их приходилось связывать. Подобно сыпи и болям, эти дьявольские приступы то начинались, то проходили бесследно.
– Так сделай же что-нибудь. Что там насчет той мази, которую доктор дал старому кардиналу?
– Господин, кардинал умер от мази португальского шарлатана! И за каждую минуту облегчения он расплачивался болями в десятки раз хуже. Ручаюсь своей репутацией, тем средством лечить вас не стоит.
– Тогда чем?
Торелла вздохнул.
– Я полагаю…
– Хорошо, хорошо, попробую твою проклятую паровую бочку. Но молись, чтобы она помогла, Торелла. Мне нужно сражаться, и я не могу… А-а! – прервал он свою речь, когда его тело пронзила острая, словно меч, волна боли.
Это был очередной эксперимент Тореллы, и он намеревался хорошо на нем заработать. Во время пребывания во Франции врач усовершенствовал конструкцию и заказал ее изготовление, затем разобрал и привез домой на повозках с багажом. Это была старая винная бочка с дверью, чтобы впускать и выпускать пациента, а внутри лавка и небольшой очаг, где на раскаленных углях кипела изготовленная им особая смесь: ртуть, мирра и различные травы, перемешанные в особой пропорции, которую он держал в тайне. Пациент садился голым в бочку на два-три часа и обильно потел, отчего болезнь покидала его, а одновременно с этим в поры и через дыхательные пути проникал целебный пар. Через три или четыре сеанса, по мере того, как пациент привыкал к духоте, боль в костях утихала, и постепенно исчезала сыпь.
Чезаре, считавший, что должен быть во всем лучшим, даже в том, что касается страданий, после второго исключительно долгого сеанса в бочке вышел чуть ли не запеченным заживо, тяжело дыша и угрюмо кивая, и с помощью Тореллы опустился на стул.
– Боль стала меньше. Определенно меньше. Лечение хорошее, Торелла.
За дверью раздались громкие голоса: сначала мужской, затем голос повыше, а потом кто-то завизжал.
– Ну? – спросил Чезаре, когда Микелетто просунул голову в дверь. – Что? На что ты тут уставился?
– Ни на что. Просто радуюсь, что вам уже лучше.
На самом деле Микелетто думал совсем о другом. Он думал о свекле. Доктор сварил герцога так, что тот стал красным, будто свекла.
– Кто там? Я же сказал, что не хочу никого видеть.
– Я так и передал. Но это герцогиня Бишелье. Она уже давно здесь.
Чезаре посмотрел на Тореллу. Доктор пожал плечами.
– Если вы в состоянии…
– Как я выгляжу?
– Как человек, которого больше не мучают боли, – осторожно сказал доктор, расценивая это беспокойство о внешнем виде как признак выздоровления.
Чезаре выпрямился на стуле.
– Дайте мне полотенце.
В приемной Лукреция старалась держаться подальше от Микелетто. Сейчас, по прошествии многих лет, он по-прежнему казался ей таким же уродливым, но теперь у нее не оставалось сомнений, что он, как и она, преданно заботится о брате.
– Герцог будет рад видеть вас.
Проходя мимо, она удостоила его надменным кивком.
– Герцогиня Бишелье, если позволите?..
Она остановилась, но так и не посмотрела ему в лицо.
– Если он спросит вас, как выглядит… не говорите ему.
По крайней мере, для нее это не будет полной неожиданностью.
– Ах, мой дорогой брат! – Трудно сказать, что удивило ее больше: вид его почти освежеванного тела или деревянное устройство, стоящее посредине комнаты и испускающее клубы пара.
– Это оздоровительная машина Тореллы. Люди заходят туда больными, а выходят здоровыми. Но по пути немного поджариваются.
Она пошла прямо к нему, села рядом и положила руку ему на лоб.
– Похоже, у тебя жар…
– Это от огня, а не от лихорадки.
Она взглянула на Тореллу. Тот улыбался, наблюдая, как эта хорошенькая молодая женщина вдруг превратилась в сиделку. Она смочила губку в тазу с водой и осторожно промокнула лицо пациента.
– Вы можете идти, Торелла.
– Уверен, он остается в надежных руках, госпожа. Еще ему следует много пить.
– Да, да. – Лукреция взяла кружку с водой и поднесла к губам брата. – Давай же, – сказала она с напускной строгостью, когда дверь за доктором закрылась. – И не делай такое лицо. Сейчас же выполняй то, что тебе говорят.
Чезаре, которому странно было чувствовать себя слабым в руках женщины, сидел, откинувшись на спинку стула. Выглядел он на удивление спокойно.
– Как ты узнала, что я болен?
– Ах, в этом дворце нет секретов. Уж тебе ли не знать. Слава Богу, теперь ты в безопасности.
По мере того как кожа его приобретала более привычный цвет, на полуобнаженном теле появлялись иные следы. Стал виден шрам от дуэли – белый рубец, тянущийся через всю грудь. Заметнее выделялись мускулистые бицепсы.