Луна как жерло пушки. Роман и повести
Шрифт:
„Прекрати сейчас же! — выдохнул Алеша. — Жуешь всякую дрянь! Солдат — так терпи!“
Старик притих. Так они и уснули…
Колосков замолчал, будто прислушиваясь. Послышались чьи-то шаги. Ребята встревоженно оглянулись. Удивленные, они увидели завхоза, их Мазуре. Казалось, он вышел прямо из того леса, о котором рассказывал физрук.
— Наверно, он от замдиректора! — спокойно заметил Володя Пакурару. — Не видите разве, опять мешок тащит!
Кое-кто из ребят пытался окликнуть Сидора, привлечь к себе его внимание. Но Сидор шел,
Ребята не отрывали глаз от калитки. Они словно боялись потерять этого человека, который вдруг почему-то стал им близким и родным, почему — они и сами не могли бы сказать, но что-то крепко связало их с ним.
— Так давно он у нас, — сказал Фока, — а мы только и знаем, как его зовут. А какой он нации, наш Сидор?
— Вот уж! Нация тебе понадобилась! — презрительно заметил Рошкулец. — Судя по имени, наверно, русский, да что за важность? Наш — и все тут.
— А мне кажется, что он еврей, — возразил Вова Пакурару. — Не видишь разве?
— Эх ты, знаток! Если уж на то пошло, Мазур — чисто белорусская фамилия, там болота, кажется, мазурские, — вмешался Хайкин.
— Откуда ты это взял? — обиделся вдруг Котеля. — Ведь он не Мазур, а Мазуре — это все равно, что мазэре [7] . Молдаванин он!
— Не спорьте, — посоветовал Некулуца. — Кто интересуется национальностью нашего завхоза, может свободно пойти в канцелярию и узнать. Разве я те прав, товарищ инструктор? Но лучше вы нам дальше расскажите. Там эти двое уснули… И что же дальше?
7
Мазэре — горох.
— Вот именно, — заметил Сергей с легкой иронией. — А то нашли проблему! Ведь тогда в подполье работали все вперемешку, не отделяли одною от другого. А вот когда попадали на скамью подсудимые тут уж сигуранца всегда интересовалась, кто какой нации…
— Что было, то сплыло, — не выдержал Пакурару. — А какая польза от него сегодня?
— Большая! — прервал его Сергей, обращаясь не к нему, а к остальным. — Его только слушать надо и понимать…
Колосков строго взглянул на часы:
— Ну, хватит, мальчики… За дело!
— Как так? У нас еще есть время! — вскинулись все. — Успеем еще и помыться. Чуть звонок — будем в мастерских. Расскажите нам до конца!
— Ну ладно, — сразу согласился Сергей.
Он помолчал минуту, собираясь с мыслями.
— Так вот, значит. Алеша очнулся от легкой дремоты. Словно сквозь сон он услышал голоса, какой-то шум. В просвете между ветками в неверном сиянии зари он заметил немцев. Они ходили взад-вперед, громко разговаривали, делали руками быстрые движения, чтобы согреться, а около, них, под ветками деревьев, схваченных
Осторожно, чтобы не делать ни малейшего шума, Алеша нащупал гранату в кармане и глянул на товарища, лежавшего под соседним деревом. Сквозь редкие, голые ветви старик был весь виден. Сжав руками пустой подсумок, он, как загипнотизированный, уставился на вражескую батарею.
Тем временем ночной туман быстро редел. Как-то разом посветлело, настал белый день. Немцы подходили все ближе — Алеша и старик видели их короткие юфтевые сапоги… Если бы кому-нибудь из фрицев пришло в голову нагнуться, чтобы поднять с земли листик, или стоило треснуть сучку…
Алеша торопливо осмотрел свое укрытие. Увидел прутья, набросанные им вчера в темноте кое-как. Все они сходились на развилке толстой ветки. Она же упиралась в ствол дерева, но так, что вот-вот сдвинется.
Чем бы ее подпереть? Чем?
Он тихонько протянул руку… нет, протянул ногу. Еще секунда…
Есть! Нога вытянута, носок сапога подпирает ветку.
Так прошел целый день.
Алеша был даже доволен, когда мороз перестал щипать его ногу, когда он перестал ее чувствовать. Боль уже не мучила его, и он наконец мог думать о чем-нибудь другом…
Если бы он мог забыть ту девушку… забыть свою Марчелу! Он был уверен, что знал ее и даже любил уже тогда, хотя встретились они много позже. Он не хотел, чтобы после войны Марчела увидела его с деревяшкой вместо ноги. Ведь он хотел вместе с ней бродить по полям и нехоженым дорожкам, карабкаться на вершины, срывать где-нибудь на скалах первые подснежники… Эх, если бы он мог снять сапог, потереть ногу снегом, разогнать кровь! И был бы Алеша цел и невредим. На руках понес бы он Марчелу к тому водопаду, где он когда-то видел олененка, пьющего воду…
Старик теперь стиснул рукой не кость, а гранату, что принес сержант. Он прижимал ее к груди, держа палец на чеке, готовый метнуть гранату во врага. Или подорваться на ней…
Так прошел день. Стемнело. Если б мог Алеша тогда двинуть хоть чуть-чуть ногой, которая совсем затекла, стала словно чужая!..
Урок гимнастики окончен.
Мальчики молчат. Они все еще где-то там, вдалеке, где сверкают деревья, облитые ледяной корочкой, где сплетение веток, прислоненных к стволу, сохраняет тайну под носом у немецких артиллеристов…
— Смотри-ка, значит, он спас старику жизнь! — с восхищением прошептал кто-то из новичков.
— Жизнь… Много ты понимаешь, сопляк! — цыкнул на него Фока. — Он из этого деда солдата сделал. Настоящего советского солдата. В этом все дело.
— А как же с отмороженной ногой? Отрезали? — ужаснулся малыш-первоклассник.
— А ты как думал? — отозвался Браздяну.
— Что ж, ему там и отрезали ее?
— Отрезали, когда они вышли из окружения, понятно…
— А почему он не мог подпереть ветку рукой?