Луна Ктулху (сборник)
Шрифт:
— Не знаю, не проверял, — протянул я. — Хотя, может, именно поэтому я проснулся снаружи пирамиды, а не внутри, где находилось мое тело в реальном мире.
— Может и так, — неуверенно согласился Ниогхта.
— Так вот, проснувшись, я слышал разговор двух ужасных тварей.
— В Белом городе чужаки! — Ниогхта нахмурился. — Ты уверен.
— Да, — кивнул я. — Причем, насколько я поняло, это были Ми-гог. Раньше я их никогда не видел, но видел гравюры с ними в Некрономиконе и читал их описание.
Ниогхта кивнул.
— И что было нужно этим проходимцам?
— Похоже, они готовят вторжение на землю. Хотят вернуть
— Они живут на внутренней поверхности Земли, и столица их — древний Гоцлар.
И тут я на мгновение вспомнил свое путешествие по Каракумам. Сколько достойных людей погибло тогда в безумной гонке за несуществующими сокровищами. Я вспомнил орды дикарей-каннибалов идущих под пулеметы императорских солдат, вспомнил Старца, закованного в цепи, и безумного священника, которого я пристрелил в подземном лабиринте.
— Значит Гоцлар расположен…
— На внутренней стороне Земли, и там живут Ми-гор, питающиеся человеческим мясом… Но ты говоришь…
— Ми-го хотят вернуть себе воздушные корабли и обрушиться на Землю.
— И…
— Европа в руинах, Азия в огне восстаний, самое большое государство — Россия — на грани гражданской войны. Там произошла революция, и власть захватили проходимцы и уголовники. Кто сможет противостоять вторжению? — и я с надеждой посмотрел на ящера, надеясь, что Ниохта вот-вот опровергнет мои слова, назвав меня «неразумным человеком» или кем-то в этом роде. Но ничего подобного не случилось. Ниогхта молчал, пауза затягивалась.
Похоже, Древний находился в задумчивости, пытался сообразить, что предпринять. Хотя, быть может, он думал совсем о другом. Пути богов скрыты от смертных.
— Я знаю положение дел, — медленно протянул Ниогхта, вновь облизнувшись. — Я все поправлю…
— А я?
Древний вновь замолчал, уставившись на меня.
Какое-то время он внимательно меня изучал, потом продолжил:
— А ты?.. Ты уже нарушил один из величайших запретов, вкусил из источника вечной жизни.
— И теперь. Теперь ты… — тут ящер замялся. — Теперь ты будешь жить много дольше обычных людей.
— Но ведь потом я упал в бассейн мертвой воды.
— И перестал быть неузявимым.
— То есть если бы я…
— Если бы ты этого не сделал, то стал нечувствителен к мелким ранам. Фактически, чтобы убить тебя, пришлось бы расчленить твое тело на несколько кусков… Поэтому с тяжелым сердцем покидаю я тебя, но сначала мы покинем пирамиду и запечатаем вход, чтобы ни у тебя, ни у кого другого не возникло желание побывать тут.
Я, пошатываясь, встал. Судя по всему, я был слишком слаб для того, чтобы самостоятельно проделать обратный путь, выбравшись из зиккурата. Но Ниогхт не собирался делать мне никаких поблажек, он подталкивая меня мордой, погнал назад к лестнице. Я с трудом двигался, а представив, что мне придется подниматься наверх по жуткой лестнице, перебираясь со ступени на ступень, я содрогнулся, и тем не менее он это сделал. Для меня же этот подъем превратился в настоящий кошмар, и лишь потом, много позже, анализируя то, что тогда произошло, я задался вопросом: зачем вообще Ниогхта
Сколько мы поднимались: час, два… сутки? Время потеряло для меня всякий смысл. Я лишь безвольно переставлял руки и ноги, перебираясь со ступени на ступень. Весь путь назад превратился для меня в долгую пытку. Несколько раз я останавливался, и меня буквально выворачивало наизнанку. Видимо, организм определенным образом перестраивался, пытался принять новые, пока еще чуждые ему свойства. Но, как и все на свете, это путешествие подошло к концу.
Я на четвереньках выполз на верхнюю площадку зиккурата. Стояла ночь. В небе горели миллиарды звезд, зрелище поистине удивительное. В дальнейшем я не раз любовался ночным небом Белого города. И если и днем небо было черным и полным звезд, то что говорить про ночь!
Какое-то время я лежал, прижавшись щекою к холодному камню, пытаясь восстановить силы. Мне было плохо, тело ломило так, словно меня долго били, голова кружилась, во рту стоял вкус рвотных масс, а вода, та самая сладкая свежая вода, осталась далеко внизу.
Где-то за спиной послышался грохот. Я не видел, что сделал Ниогхта, но когда я нашел в себе силы повернуться и посмотреть, то никакого отверстия, ведущего к источнику, никакой лестницы, по стенкам которой я карабкался вниз, а потом наверх, на вершине зиккурата не было. А сама площадка была сложена из совершенно одинаковых, прямоугольных плит, сверкающих в звездном свете.
Я страшно хотел пить. У меня так пересохло в глотке, что я даже не мог позвать на помощь. С трудом ползком я добрался до лестницы, ведущей с вершины зиккурата и неожиданно наткнулся на две большие бутыли из какого-то округлого экзотического фрукта, выдолбленного изнутри и засушенного. Обе бутыли казались полными, но горлышки их были крепко заткнуты деревянными пробками. Я попытался вытащить одну из них, но у меня ничего не получилось. Руки дрожали и соскальзывали. Какое-то время я возился с пробкой, а потом вспомнил про нож — небольшой складной немецкий нож в кармане. Но даже с помощью ножа мне потребовалось более получаса, чтобы открыть одну из бутылей. Вода внутри оказалась теплой, чуть отдававшей какой-то специфической пряностью, а, может, всему виной был подмешанный вкус фрукта из которого была сделана бутыль. Но в первые моменты, я не замечал всего этого, я пил захлебываясь, наслаждаясь каждым глотком, чувствуя, как жизнь начинает постепенно возвращаться ко мне.
Вторую бутыль я открывать не стал. Я уснул прямо там, на вершине зиккурата, под бескрайним и бездонным звездным небом.
И в этот раз я не видел никаких снов. Ничто не тревожило меня, дав возможность моему организму спокойно восстанавливать силы.
А утром я, прихватив вторую бутыль, не спеша спустился с вершины пирамиды из черепов. Какое-то время я недоуменно оглядывался, пытаясь понять, что мне делать и куда идти, однако ничего путного так и не придумал.
Вначале я пошел к «тарелкам», а портом дальше к обители Ниогхты, в надежде встретить Древнего и поговорить с ним. Но я так и не нашел его. Куда он делся? Отправился в Мир снов, чтобы расправиться с Ми-го, а может просто решил, что ему не о чем со мной говорить и исчез, не желая показываться мне на глаза.