Луна Ктулху (сборник)
Шрифт:
А потом осознал, что стою перед черным входом в какое-то подземелье. В первый момент я опешил, захотел повернуться назад, но ноги сами несли меня вперед. Я словно хотел раствориться в этой тьме, сгинуть в ней, провалиться в бездонный колодец или расселину, чтобы не знать, не видеть не болеть душой за свою родину, за любимый Петроград, который стал красным, но не от знамен пресловутого пролетариата, а от пролитой быдлом крови…
Но к моему удивлению в подземелье, куда я спустился, оказалось светло. Впрочем, я и раньше, обследуя Белый город, уже сталкивался с подобным эффектом, когда при полном отсутствии ламп в замкнутом помещении
Лестница, ведущая в недра земли, судя по всему не предназначалась для человеческих ног, спускаться по ней нужно было очень осторожно. Ступени были разной высоты, да к тому же очень покатые.
Порой казалось, что я с трудом могу на них удержаться. К тому лестница была очень широкой, словно парадный вдох в подземный дворец, и любопытство гнало меня все дальше и дальше.
Наконец лестница закончилась, и каково же было мое разочарование, когда вместо волшебного дворца, полного удивительных сокровищ, который уже нарисовало мне мое воображение, я оказался в сумрачной квадратной зале, больше всего похожей на гигантскую усыпальницу. В первый момент я решил тут же развернуться и уйти, но взглянув на лестницу, по которой мне предстояло карабкаться обратно, я передумал. В конце концов, раз я уже оказался в этом странном месте, то пожалуй стоило бы его получше исследовать. Я подошел к одной из стен и замер полный удивления. Всего в этой стене, впрочем как и во всех остальных (лестница располагалась в одном из углов квадратного помещения), было тридцать шесть ниш — шесть рядов по шесть ниш — каждая в виде стрельчатого окна в полметра высотой, и возле каждой из ниш была прикреплена табличка с двумя текстами. Так как языковой барьер был для меня не помехой, а света в комнате было достаточно, я стал читать надписи у ближайшего «окна»:
В этой нише хранится Икринка Дагона, взывающая к младшему из рода Вельзевула, одному из воплощений Чревоугодия — Кашетелю. Его материальное воплощение в этом мире — скарабей.
Предупреждение: помните: все твари рода Вельзевула прожорливы. Взывая к ним, приготовьте обильное жертвоприношение. В отличии от многих других родов, созданиям рода Вельзевула не нужно разумной пищи, главное, чтобы ее было как можно больше.
Вторая надпись гласила:
Чтобы вызвать Кешетеля, необходимо встать в одну из защитных пентаграмм…
Тут я опустил взгляд. В самом деле на полу под каждым «столбиком» ниш-окон в камне была вырезана защитная пентаграмма. Выходит этот зал… некая обитель демонов, а точнее то место, где можно призвать любых неземных тварей.
В этот миг мне стало жутко. Представьте себе, что тут очутился бы какой-нибудь негодяй, вроде товарища Константина. Сколько чудовищных преступлений он мог бы совершить. Это нам не немецкие марки в запломбированном вагоне. Вот реальная сила, для которой человек — пустое место.
Несколько минут стоял я ошеломленный, разглядывая многочисленные таблички, с помощью которых можно было призвать как Кагазия и Сабуа, так и Асмодея и Белиаля. И только перечитывая пятую или шестую табличку, я вдруг поймал себя на том, что, кроме меня, вряд ли хоть очень человек сможет воспользоваться услугами этого зала. Я ведь свободно читал таблички на давно забытом, мертвом языке, которым пользовались обитатели
Много времени я провел в этом зале, пытаясь понять, каким образом можно использовать демонов в борьбе с красной чумой, захлестнувшей Россию.
В первый момент я хотел вызвать демонов и приказать им уничтожит верхушку богомерзких заговорщиков во главе с Троцким, а потом… Потом я понял, что подобного делать нельзя. Предположим, я уничтожу вершину айсберга, но останется еще и основная масса — вооруженный пролетариат, то есть быдло, лишенное руководства при полном отсутствии каких-либо моральных ограничений. И к чему все это может привести?..
Но так и не подобрав нужного ответа, я решил обратиться с расспросами к Ниогхте, который все еще искал следы Ми-го, уверенный, что они где-то рядом, готовят очередную «пакость», с легкостью ускользая от его бдительного взгляда.
Ниогхту я нашел возле Карусели.
Карусель — еще один из забавных артефактов Белого города. Представьте себе несколько арок с тонкими рамками, одной стороной прикрепленных к горизонтально положенному колесу. Под воздействием неведомой мне силы, колесо крутится, превращаясь в настоящую карусель. В одном месте на камне вырезана защитная пентаграмма. Встав в нее, ты ждешь, а когда рамка проходит над пентаграммой, ты переносишься в иное измерение.
Кстати, если говорить относительно всех этих иных миров и измерений, то вскоре я окончательно запутался со всеми этими понятиями. Все дело в том, что в русском языке по определенным и вполне понятным причинам, нет адекватного перевода тех слов и понятий, который использовал в своих объяснениях Ниогхта. А так как я сам не мог толком понять, что в том или ином случае он имеет в виду, и мой «дар» мне ничем помочь не мог.
Как-то я даже хотел воспользоваться Каруселью, но Ниогхта меня во время остановил.
— Ты — низшая из разумных тварей, всего лишь человек, и твое тело является вместилищем того, что вы, люди, называете «душа». Если гибнет тело, то гибнет и душа. Что же до путешествия в иные миры (измерения), то твое тело может не пережить его.
— Но пентаграмма, — возразил я. — Она должна защитить меня от всех напастей.
— Не от всех, — усмехнулся Ниогхта. — Любая пентаграмма действует очень избирательно. Она может остановить элемент чужеродной среды, но не убережет тебя от самой среды.
— Не понимаю, — покачал я головой.
— Например, от воздуха, если он ядовит для твоего тела или для твоей души, пентаграмма не убережет. Точно так же она бесполезна против ядовитых и хищных тварей, которые, как и люди, не обладают магическим элементом. Все это довольно сложно и, боюсь, что не смогу подробно рассказать тебе об этом, так как у людей слишком маленький словарный запас, и нужно слишком много времени для объяснений.
Сам же Ниогхта все время пользовался Каруселью, выслеживая Ми-го. Удачной была его охота или нет, я не знал, да это меня особенно и не интересовало.