Луна над Лионеей
Шрифт:
– Нормально, – повторила она.
– Да? Ну и хорошо, – отреагировал Филипп Петрович. – У меня тоже… Нормально. То есть, как всегда, – он похлопал по багажнику, видимо подразумевая, что в его случае «нормально» подразумевает перевозку всяческих мерзавцев и их последующие допросы с пристрастием.
– Я боюсь, он все-таки задохнется, – сказала Настя. – И мы ничего не узнаем.
– Узнаем, – с оптимизмом заявил Филипп Петрович, но все же открыл багажник и без особых церемоний вытащил оттуда еще более бледного и напуганного Бромберга. – У меня ведь
Филипп Петрович толкнул Бромберга в плечо, и тот осел на землю, невнятный остаток некогда самоуверенного специалиста по переделке человеков.
Может, это повеяло холодом с реки, а может, день и без того был достаточно прохладным, только Настя вдруг поежилась, затолкала руки в карманы, втянула шею в плечи. И победная улыбка никак не хотела возникать на ее лице, потому что не было никакой победы, не было ничего даже близко похожего на победу. Вот стоит лионейская принцесса, а где же ее армия? Кто разгромит Леонарда, когда пройдет объявленный срок и безумный маг выберется из тайного укрытия, чтобы исполнить свои угрозы и стереть Лионею с лица земли? Настина армия пока состояла из одного человека, и при всем уважении к Филиппу Петровичу… Ловить на живца несчастного доктора и противостоять тем чудовищам, которых мог сотворить Леонард – это совсем разные вещи.
То же самое можно было сказать и про всю так называемую боевую мощь Лионеи. Швейцарские гвардейцы? Прогуливаться в парадных костюмах с декоративными топорами и рубиться насмерть с монстрами – не одно и то же. Король Утер? Поединок по расписанному в трех томах регламенту и бой без правил, без секундантов и без перерыва на ленч – совсем разные вещи. Армандо? Он не захотел даже смотреть на допрос Бромберга, он молча поставил себя выше этого. Когда Леонарду вздумается разрушить Лионею, безумец не будет ждать, пока ты переоденешься в подходящий для побоища костюм, Армандо.
Итак, что у нас в остатке? А в остатке у нас риторический вопрос – с чего ты взяла, Анастасия, будто можешь что-то изменить? К чему вся эта суета? Может, разумнее будет принять снотворного (чуть побольше обычной дозы) и перестать беспокоиться о Лионее, 6 Денисе, об этом мире? Хватит уже суетиться, а?
– Настя? – настороженно окликнул ее Филипп Петрович, не подозревающий, что является главной боевой силой лионейской принцессы. – Ты… С тобой все в порядке?
Она медлила с ответом, Филипп Петрович подошел поближе, и тогда Настя прошептала:
– Девять дней, всего девять дней осталось. И я не знаю, что я могу с этим сделать. Я не знаю, как все это остановить. И Смайли не знает. А остальные просто не верят, что есть какая-то угроза…
Она вскинула голову, чтобы загнать назад слезы отчаяния, пока их не заметил Филипп Петрович, и глядя в небо, озирая линию горизонта, холмы, едва виднеющиеся контуры городских строений, Настя засомневалась – не приснился ли ей Леонард и все его сумасшедшие затеи? Если над миром и нависла угроза, то этого не чувствовалось ни в
– Не переживай, – сказал ей Филипп Петрович. – У тебя есть я. А у меня есть вот это, – он кивнул в сторону Бромберга. – И я очень сильно постараюсь…
– Но ты ведь несерьезно, – спохватилась Настя. – Насчет собак и водных процедур?
Доброжелательное сочувствие немедленно сползло с лица Филиппа Петровича, словно плохо приклеенная картонная маска.
– Принцесса, – сказал он. – Давайте договоримся: вы отдаете мне приказ, и вас не должно интересовать, как именно я его выполню. Это называется разделение властей.
– Но…
– Девять дней, так?
Настя молча развернулась и пошла к дому, не видя и не слыша, что происходит за ее спиной между Филиппом Петровичем и доктором Бромбергом.
12
– Я хочу, чтобы вы покинули мой дом, – сказал Альфред.
– А я… – она остановилась на пороге, испытывая замешательство, сродни внезапному удару под дых. – Я не помню, когда мы с тобой успели поссориться.
Демон молча ткнул пальцем в окно.
– И? – по-прежнему не понимала Настя.
– Я знаю этого человека, и я не приглашал его сюда, и я не хочу, чтобы под крышей моего дома творились злодейства.
– Ты знаешь Бромберга? – удивилась Настя. – Не переживай, он теперь наш пленник, и никаких злодейств он уже не натворит.
– Какого еще Бромберга? Я знаю того, с кем ты только что разговаривала. Он из Лионеи, и он жестокий человек.
– Он спас мне жизнь.
– Что не мешает ему быть жестоким человеком.
– Он работает на меня.
– Могу себе представить.
– Что?
– Он ведь не рыбу пошел ловить с этим Бромбергом, правда?
– Нет, не рыбу ловить. Но… Так нужно.
– Рад за тебя. Ты выучила главную фразу, королевскую фразу, которой можно оправдать все, что угодно: «так нужно». Томас Андерсон тоже говорил «так нужно», и мой народ исчез с лица земли.
– Альфред, но… Но ты же знаешь, что я никому не хочу зла, наоборот, я хочу остановить Леонарда, который хочет истребить всех живущих на Земле… И этот доктор Бромберг, поверь мне, он нехороший человек, он…
– И он действительно заслужил то, что сейчас с ним сделает твой слуга?
Настя хотела опротестовать слово «слуга», но потом задумалась не о слове, о смысле вопроса. Заслуживал ли Бромберг?… Хм. Дайте подумать.
– Ты что, охренела?! – завопил доктор, держась за голову. – Чего ты творишь, идиотка?!
Вопрос был чисто риторический – и доктор, и Настя прекрасно знали, что именно было сделано. Настя намочила край полотенца, завязала его в узел, а потом врезала этим полотенцем по черепу доктору Бромбергу. Не смертельно, но неприятно.