Луна предателя
Шрифт:
— Нет, хаба — это маленькие черные… — Он запнулся, подыскивая скаланское слово. — Белки? Да, белки. Они живут в лесах западных земель. Этих маленьких разбойников полно в Боктерсе. Они способны прогрызть самую прочную бочку и стащить хлеб у тебя из руки, стоит только зазеваться. Серегил лазил по деревьям, как хаба, и дрался так же отчаянно, когда приходилось. Понимаешь, он все время пытался доказать, что чего-то стоит Своему отцу?
— Так ты слышал об их отношениях?
— Немного. — Алек постарался не проявить слишком явно заинтересованности. Это была не та информация,
— Ты ведь встречал Мидри, так что должен был заметить разницу. Только Серегил и Адриэль из четверых детей Корита похожи на мать. Может быть, для Серегила все сложилось бы по-другому, останься она в живых. — Кита помолчал и нахмурился, вспомнив, по-видимому, что-то неприятное. — Среди родичей ходили слухи, что именно вина Корита послужила причиной раздоров между отцом и сыном.
— Вина? В чем?
— В том, что Иллия умерла при родах. Большинство женщин-ауренфэйе имеют одного ребенка или двух, но Корит-и-Солун желал иметь сына, которому мог бы передать свое имя. Иллия любила мужа и рожала ему одну дочь за другой, пока не вступила в возраст, когда это делать небезопасно. Вот она и не перенесла последних родов — по крайней мере мне так говорили.
Воспитала Серегила Адриэль, и очень хорошо, что она. Когда случилось то несчастье из-за мерзавца Илара… — Кита с отвращением сплюнул. — Знаешь, многие тогда винили отца Серегила не меньше, чем его самого. Прошлым вечером я пытался сказать об этом Серегилу, но он не пожелал слушать.
— Я знаю, как это с ним бывает. Некоторых тем лучше не касаться.
— И все же в Скале он стал героем. — Нельзя было ошибиться в восхищении, которое испытывал по отношению к другу Кита. — Как и ты, судя по тому, что я слышал.
— Нам удалось выйти невредимыми из некоторых переделок, — туманно объяснил Алек, которому вовсе не хотелось, чтобы рассказ о их приключениях прозвучал как выдумка наделенного живым воображением барда.
От этого он оказался избавлен. Свернув за угол, они с Китой чуть не столкнулись с женщиной в красной мантии и большой черной шапке, вышедшей из двери темного храма. Она продолжала оживленный разговор с кем-то, кто оставался внутри. Оказавшись рядом с женщиной, Алек заметил сложные узоры из черных линий, покрывающие ее руки.
— Из какого она клана? — спросил он Киту.
— Ни из какого. Это руиауро. Когда они вступают в Нхамахат, они отрекаются от своего клана, — сообщил юноше Кита, делая в сторону женщины какой-то жест.
Алек собрался было спросить, что такое Нхамахат, но в этот момент, оказавшись совсем рядом с руиауро, заметил, что она разговаривает с пустотой.
— Башваи, — шепнул Кита, заметив изумление Алека.
По спине юноши при взгляде на пустую дверь пробежал озноб.
— Руиауро могут их видеть?
— Некоторые могут, или, по крайней мере, так утверждают. У них странные привычки, и то, что они говорят, не всегда совпадает с тем, что они при этом имеют в виду.
— Они лгут?
— Нет, но часто говорят… туманно.
— Надо будет это учесть, когда мы к ним
— Серегил собирался пойти к ним? Алек вспомнил о том странном коротком разговоре в Ардинли. Серегил ни разу больше не упоминал руиауро.
— Тебе не следует даже и заговаривать с ним об этом, — предостерег его Кита.
— Почему?
— Если он тебе ничего не рассказывал, то и мне не годится.
— Кита, прошу тебя, — взмолился Алек. — Большую часть того, что я знаю о Серегиле, я узнал от других. Он так мало сообщает о себе, даже теперь.
— И все же мне не следует встревать. Он должен сам решить, рассказывать тебе или нет.
«Скрытность и упрямство, должно быть, отличительные черты всех боктерсийцев», — подумал Алек; некоторое время они ехали в молчании.
— Давай я покажу тебе, — сказал наконец Кита, смягчившись, — где их найти.
Миновав самые оживленные тупы, они добрались до квартала на южной оконечности города. Здания здесь, заросшие вьющимися растениями, были полуразрушенными, на улицах росла высокая трава и полевые цветы, сорняки заполняли дворы. Несмотря на странный вид квартала, он явно пользовался популярностью: по запущенным улицам прохаживались люди — парами или небольшими группами. Маленькие дракончики, первые, которых Алек увидел с тех пор, как они покинули горы, кишели вокруг, как кузнечики в траве: грелись на стенах, как ящерицы, или гонялись среди цветов за ласточками и колибри.
Алек ощутил странное влияние этого места; магия чувствовалась здесь сильнее и была какой-то пугающей.
— Этот квартал называют Городом Призраков, — объяснил Кита. — Считается, что пелена между нами и башваи здесь тоньше всего. Сразу за городской стеной находится Нхамахат.
Они проехали мимо последних полуразрушенных домов и оказались на открытом пространстве. На холме впереди, зловеще чернея на фоне пасмурного неба, высилось самое невероятное сооружение, какое только приходилось видеть Алеку. Это была огромная ступенчатая башня; на самой вершине высился коллос, в арках которого двигались темные фигуры. Хотя архитектура башни отличалась от всего, что встречалось Алеку в Сарикали, построена она была из того же темного камня и казалась такой же выросшей из земли. Позади башни в воздухе стояло облако пара от горячего источника, колеблемое легким ветерком.
— Это Нхамахат, — сказал Кита, спешиваясь на почтительном расстоянии от башни. — Дальше пойдем пешком. Будь осторожен, чтобы не наступить на маленьких драконов. Их здесь множество.
Алек, с опаской глядя под ноги, двинулся за провожатым.
Вдоль нижнего этажа башни тянулась сводчатая галерея. К колоннам было привязано множество воздушных змеев с молитвами — некоторые новые, некоторые выцветшие и потрепанные.
Войдя внутрь, Алек увидел, что проход уставлен едой: корзинками фруктов, мисками с кашей, кувшинами с молоком. Всем этим изобилием пользовались в основном дракончики: они насыщались или дрались за лакомый кусочек под бдительным наблюдением нескольких одетых в мантии руиауро.