Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты
Шрифт:
Отступая, он старался охватить объективом всю видимую сферокартину. Он надеялся, что, может быть, какие–то участки ее удастся зафиксировать. На это оставалось только надеяться. Даже в тени исполинской фигуры было светло от зарева короны бело–голубого (а значит, высокотемпературного) местного светила. Само светило находилось где–то там, далеко внизу, а ослепительно белая бахрома его короны виднелась чуть ли не на уровне маски великаньего гермошлема. Плюс очень яркие блики сверху. Оставалось надеяться, что одно из важнейших слагаемых успеха затеянной здесь видеозаписи — слабенькая светозащита объектива бытового видеомонитора — не подведет хотя бы в некоторых ракурсах.
Понимая, что такая возможность может больше не представиться, Андрей на подходе к драккару продолжал ловить объективом все, на чем задерживался взгляд. Случайно подняв глаза, он заметил на большом расстоянии сверкание колоссальной стаи “мальков”. Эйвы стремительно расплывались, однако не веером, а во все стороны. Вкруговую. Подобно тому, как дети изображают на рисунках лучи солнца. Что–то новое… Среди удирающих было много перламутровых полос. Но самая крупная, самая яркая полоса неподвижно “дымилась” (другое слово трудно здесь подобрать) в центре всеобщего кругового бегства. Вглядываясь до боли в глазах, он вдруг понял, что это блистающий край какого–то большого объекта, слепленного из множества эйвов, собранных в одно место. “Дым” состоял из серебристой “пыли”, а каждая пылинка — это, несомненно, эйв. Тысячи эйвов спешили слиться со строителями объекта, а миллионы других по непонятной причине только что пустились наутек. “Странные закономерности чуждого мира”, — подумал Андрей, остановился и уже по–другому взглянул на пылающие голубыми отблесками — “фонарями” прямоугольные выросты… Мириады эйвов? Спиралевидное их скопище? И ничего, кроме эйвов? Он отвернулся. Тоскливо подумал, что, если посредством этой примитивной видеозаписи удастся передать хотя бы десятую долю здешних образов и впечатлений, давнишняя романтическая мечта человечества о межзвездных контактах легко может перевоплотиться в неприглядную свою противоположность. Если, конечно, удастся… Он обреченно взглянул на часы. Попробовал задержать дыхание. Торопливо поковылял к драккару. Ощутив в груди спазм удушья, не выдержал — с жадностью отдышался. Подумал: “Где же обещанная Аверьяном способность долго обходиться без дыхания? Или я еще не вполне созревший экзот?” Цифры на часах бесстрастно свидетельствовали: не дышал он ровно две с половиной минуты. Совсем никакое это не достижение. И скоро придется жалеть, что экзотическая зрелость опоздала… По забывчивости он тоскливо, но глубоко, полной грудью вздохнул. Совершенно неэкономно. Слопал по меньшей мере двухминутный запас кислорода.
Пузырь блистера уже “взошел” над выпуклостью игрушечного “горизонта”, когда Андрей вдруг обратил внимание, что звук непростительно мощного вздоха словно бы застрял в ушах — ни туда, ни сюда. Мало того — стал нарастать, забивая другие шумы. Что–то вроде нескончаемо тоскливого шороха, треска и грозного гула стронувшейся лавины. Звуковую картину усложнило тревожное фырканье табуна лошадей. Гул, фырканье, ржание, топот… В полном, очевидно, соответствии с возникновением лавинно–табунных этих созвучий выскользнула из–за “горизонта” и потянулась над блистером вправо колоссальная стая “компактных” эйвов. Летели они быстро, довольно плотным, сверкающим в лучах своего яростного светила косяком, и не было им конца, и гигантская, прямо–таки неестественно голубая тень фигуры сверхвеликана, дрожа, проваливаясь куда–то и опять поднимаясь, эффектно вырисовывалась на мозаичных скоплениях участников грандиозного стайного перелета. В этой стае склонность одиночных эйвов к слипанию в плоские, как отколовшиеся льдины, образования была очевидной. Иногда, впрочем, в потоке “льдин” заведомо случайной геометрической формы вдруг проносилась, блистая зеркальными срезами, длинная, идеально прямоугольная “платформа”. На пути к машине Андрей был вынужден снова пустить в ход видеомонитор: он надеялся, что успел поймать в объектив мелькнувшую среди “льдин” огромную скобу для крепления запасных аккумуляторов…
— КА–девять, — прозвучало в шлемофоне. — Контакт.
Катер выпрямил ступоходы, неуверенно потоптался на месте, мигая светосигналами. “О черт!” — изумился Андрей. Рявкнул:
— Стоп!!!
— Стоп! — спокойно продублировал шлемофон. Машина замерла.
В спешке Андрей переставлял ноги без “притирки” геккорингов, и был момент, когда его крутануло на одном каблуке и едва не сорвало с плеча исполина — пришлось бы долго летать. Улететь в “Снегире” не проблема, вернуться сложнее.
— Подними передние ступоходы, — спокойно, властно произнес знакомый голос.
Андрей на несколько мгновений онемел: “Казаранг” пошевелил лидарами и действительно поднял передние ступоходы. Корпус драккара опасно раскачивался над зеленой пропастью, охваченной пылающе–изумрудным кольцом облаков; тело сверхвеликана торчало из пропасти, как половина танкера на выходе из наливного тоннеля какого–нибудь аванпорта. Мельком взглянув на обросшие ледяными окатышами геккоринги поднятых ступоходов, Андреи почти не дыша скомандовал:
— Опусти.
— Хорошо, опусти, — снисходительно позволил голос.
Ухватившись за нижний край гермолюка, Андрей пружинным броском швырнул свои без малого четверть тонны в твиндек. После удара об отжатые к борту грузовые фиксаторы интуитивно почувствовал, что машина стронулась с места. Обернуться мешали мизерная сила тяжести и схваченное чем–то запястье левой руки — он не глядя оборвал это что–то и, пробираясь к ложементу, видел смену картин переднего обзора: то фонари УФС впереди, то сверкание косяка, то пылающе–изумрудная окантовка провала; машина медленно, точно корова на льду, поворачивалась, скользя на разведенных в стороны ступоходах. То, чего он боялся: геккоринги практически перестали держать. “Черт с ними”, — подумал он, соображая, как при таких условиях не упустить из–под контроля движение “Казаранга”. Машина очень кстати скользила в направлении к зеленой пропасти, домой, но скользила слишком нерасторопно. Он выровнял ее по курсу тремя микроимпульсами, закрыл гермолюк и в нарушение всех инструкций, не убрав геккорингов, увеличил скорость скольжения. Гек–корингам, конечно, крышка. “Черт с ними”, — еще раз подумал он. Ему до того надоело это мерное вышагивание на металлических костылях, что при всем драматизме своего положения он был рад, что теперь, кроме как на флаинг–моторы, и надеяться не на что. Если ему суждено здесь погибнуть, он по–пилотеки умрет на лету… Правда, переходить на флаинг–режим и умирать на лету он не спешил. Оттягивал до последнего. Главное — выбраться из чужого пространства. Хоть на карачках. Погибать в чужом пространстве он не был согласен ни на каких условиях.
— Ты доволен? — внезапно спросил голос Мефа.
— Чем? — полюбопытствовал его собственный голос.
— Ну, в общем… Его поведением.
— …И если летные качества будут не хуже…
“Вот именно”, — подумалось ему. К попугаечной болтовне чужого радиоэфира он почти не прислушивался: все внимание — движению катера. Машина вдвое быстрее, чем это у нее получалось в режиме ходьбы, скользила вдоль кромки суперскафандрового суперлюка (словно вместо геккорингов на ступоходах были лыжи или коньки), а ему хотелось еще быстрее — не терпелось достигнуть хотя бы уровня пылающе–изумрудного облачного кольца. Существовала ли на самом деле четкая граница между двумя мирами, он не знал, но визуально впечатление такой границы создавало кольцо облаков. Казалось, что ниже этого уровня стрекот и болтовня чужого пространства должны мгновенно умолкнуть. Ничего подобного.
— Зара, Бара, бзыс бой! — на разные голоса продолжало орать пространство. — К чему маневры?! Чему–чему–чему… Прикрой тылы, следи за флангами, а я беру на себя фронтальный прорыв1 Шедевры надо создавать, шедевры!
СНЕЖНАЯ РОЗА
Скорость скольжения росла; теперь на разгон “Казаранга”, несомненно, влияло поле тяготения Япета Драккар нырнул в зеленый полусумрак под руку сверхвеликана. Пора тормозить. Андрей, испытывая нехорошее предчувствие, осторожно стал выдвигать подпяточные когти на ступоходах. Так и есть: скорость машины резко возросла. Вдобавок он ощутил нарастающий крен и понял, что левая пара ступоходов потеряла контакт с поверхностью скольжения. На секунду он растерялся: никаких, даже курсантских навыков рационального торможения трением у него не было.
— Капелька тщеславия тебе, я уверена, не повредит, — заявило пространство. — …ит–ит–ит–ит-ит…
Машина, внезапно задрав корму, уже входила в переворот через нос, когда Андрей ввиду явной бесполезности любого иного своего противодействия решился на плазменный выстрел. Шпаги фиолетовых молний сверкнули над головой, вперед ушло фиолетовое копье, и последнее, что он отчетливо видел перед тем, как машину крутнуло волчком, был надвигающийся разрисованный буквами и цифрами бок набедренного супербаллона–цистерны, объятый бледно–лиловым пламенем. Андрей пытался угадать, куда последует удар. Ожидал слева. Но удар пришелся в правый борт. Очень тяжелый удар. Катер остановился.
— Ну почему ты у меня такой обыкновенный?.. — горестно вопросило пространство. — …ный–ный–ный–ный-ный…
Потирая то место на гермошлеме, под которым определенно будет огромная шишка, Андрей разглядывал замутненный зелеными струйками пара бок супербаллона, дымящуюся (очевидно, именно сюда угодила струя плазмы) воронку великаньего заправочного устройства. Кольцевой держатель для заправочного шланга был с одной стороны расплющен ударом, предохранительный колпак сорван, но торчащая из воронки игла инжектора уцелела. Андрей перевел взгляд на указатель кислородного обеспечения, на цифры таймера, и ему стало ясно, что он ошибся в подсчетах более чем на полчаса. Уже скоро завоет микросирена…