Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты
Шрифт:
— Не испугалась, малышка?
— Н-нет…
— Молодец. Смотри: включили обзорный экран. Видишь, какие яркие звезды…
Она посмотрела на звезды, как смотрят дети на снег в разгул метели. Отвернулась, притихла. Загорелое личико стало спокойно–сосредоточенным, веки слипались.
— Папа, ты завтра уедешь?
— Да. Завтра… Ты не скучай без меня, ладно? Я постараюсь почаще встречаться с тобой на экране видеотектора*.
Вдруг она встрепенулась, возбужденная какой–то мыслью:
— Пап!..
— Ну?
— А можно, ты возьмешь с собой и меня?
— Видишь ли, маленькая… Мама приедет и тебя не застанет. Получится нехорошо, ведь правда?
Она кивнула. Плотнее прижалась к плечу — слева, где сердце.
Отработав маршевый участок пути, двигатель смолк. Мгновения невесомости — иглолет выбрался на вершину своей баллистической траектории и словно остановился. Повис в пространстве, усеянном глазами звезд. Девочка спит, над ее колыбелью склонилась Вселенная. Будь осторожна и ласкова, Звездная Мать, у тебя на плече молодая звезда — твой ребенок…
Андрей открыл глаза в полумрак спального грота. Вышел из состояния сна легко. Будто и не спал вовсе. Ерунда — спал. И спал, хвала сонотрону, приятно. Сонотроника — превосходная, оказывается, вещь. Жаль, не знал этого раньше… Механически усвоил на лекциях принцип работы сонотронных систем и после экзамена не помнил почти ничего, кроме основных приемов пользования. Помнится, аудиторию позабавил способ нейтрализации навязчивых снов: перед уходом в дремотное царство Морфея надо было, тронув кнопку у изголовья, думать о разных растениях. Лучше всего — о цветах. В итоге фантасмагорический коллаж тяжелых, с переживаниями, сновидений, от которых иногда просыпаешься в холодном поту, обязательно подменялся реалиями спокойных воспоминаний. Воспоминаний во сне. Он никогда не пользовался услугами сонотронной техники, но вчера, минуту поколебавшись, решил попробовать. Не потому, что побаивался ночного кошмара, а так… Не хотелось видеть во сне Валентину. Нажав кнопку у изголовья, стал добросовестно думать о разных растениях. Ирония обстоятельств: думая о растениях, он не мог не думать о Валентине… Сонотрон не подвел. Она не приснилась, и впервые в жизни он был этому рад. Вот до чего дошли дела… Ну что ж, дела, значит, дошли теперь и до этого.
Едкая горечь обиды и гнева разлилась в груди. Сжав зубы, Андрей повернулся на бок, отшвырнул одеяло, приказал себе успокоиться. Без одеяла он чувствовал, как над постелью циркулирует холодный воздух. За пределами грота в лунном сиянии голубела лесная поляна. Таежная. Поляна была под снегом. Под снежными шапками были голые ветви двух старых берез, лапы темнеющих за ними пихт и черный навал бурелома. Рослые пихты стояли стеной, но даже эта стена не могла заслонить богатырских верхушек кедровника. К березам пробиралась рысь. Он долго смотрел на нее. Снег был мягкий, рысь пробиралась с трудом, оставляя в сугробах хорошо заметную борозду.
Тонко заныл сигнал будильника. Андрей по привычке пружинно сжался перед тем, как вскочить, — но вспомнил: торопиться некуда. Вдобавок надо пройти медосмотр. Проходить его лежа в постели менее хлопотно.
Он провел ладонью по голой груди. Горькая муть еще не осела.
Что–то надо с этим делать, Валентина. Но что? Мне одному все равно ничего не решить. А решать вдвоем ты почему–то не захотела. Чем объяснить твое нежелание встретиться? И это нелепое бегство… Разлюбила?.. Приди и скажи об этом открыто и внятно. За пять лет ты хорошо изучила меня и могла бы не опасаться, что я устрою тебе неприятную сцену — обезумею от ярости или стану валяться в ногах, просить, умолять. Знала, что ничего этого не было бы, и знала отлично. Не моей, значит, слабости опасалась — своей? Еще не уверилась в правоте своего состояния чувств?.. Похоже. Иначе ты поступила бы по–другому, я ведь тоже знаю тебя… Ладно, подумай и разберись. Время есть. До моего возвращения. Будем обдумывать и разбираться порознь, уж раз ты так захотела. Правда, мне разбираться особенно не в чем. Люблю тебя и безумно боюсь потерять. Понимаешь? Безумно!..
До мельчайших подробностей помню все, что у нас было общего. С того самого дня, когда я бродил, как лунатик, по аллеям дендрария и как губка впитывал ботанические сведения, которые ты с наивностью строгой школьной учительницы старалась втиснуть нам в черепные коробки всем поровну. Впервые в жизни покорно, как теленок в стаде, я прошел с экскурсионной группой от начала до конца. А когда эта группа ушла, тут же включился в другую — чтобы слышать твой голос. Чтобы ловить на себе настороженно–строгие взгляды твоих карих с зеленой крапинкой глаз. Это меня волновало… Я чуть–чуть опоздал — ты успела уже представиться экскурсантам, — и мне захотелось угадать твое имя. На счастье. Мысленно перебирал десятки имен — и простых, и редкостных, и экзотических — и почему–то выбрал Диану. Для страховки подумал, что если ты не Диана, то хотя бы одно из имен, подсказанных мне интуицией, будет твое. Увы, среди них не было Валентины… Я смотрел, как блики прокалывающего листву солнца загадочно меняют выражение на твоем таком очаровательно строгом лице, дрожат на темных твоих волосах, и в золотисто–дрожащем этом узоре мне чудился некий таинственный иероглиф судьбы. В простой и милой прическе “Аленушка”, в холодноватых (до резкости) и красиво (до жути) удлиненных глазах чудилось нечто языческое…
А потом были лунные блики на море. Был крошечный остров — голые камни, нагретые за день. Мы приплыли на эти камни прямо в одежде, выбрались, тяжело дыша, с нас текло, твои босоножки торчали у меня из карманов, а свои полукеды я утопил — мы вели себя как сумасшедшие. Где–то зудел катер, чьи–то голоса упрашивали нас вернуться обратно, ты не ответила, я обнял тебя, сильно, бережно, благодарно, и ощутил, как бьется твое сердце, участилось дыхание. Мокрые волосы блестели под луной, казались совершенно черными и пахли морем, в лунном блеске голые плечи были призрачно–белыми, призрачный свет на запрокинутом белом лице, на губах, неожиданно полуоткрытых, теплых и нежных…
— Доброе утро, — донеслось со стороны изголовья. — Если позволите — дистанционный вариант медосмотра. — Голос тихий и скользкий, как шелест шелковой ткани. — Вы готовы?
Из медицинского бокса выполз пенал и, повернувшись, вывалил на постель содержимое. Андрей нашарил мягкий шлем, усеянный бородавками датчиков, молча надел. Ощущая холод металла, натянул довольно тугие носки и перчатки.
— Музыку? Новости? — заботливо прошелестел автомат.
— Да, новости Внеземелья*. Голос мужской. Без экрана. — Андрей уставился в потолок. Под сводами грота ничего не было видно, кроме тускло блестевших кончиков сталактитов.
Внеземелье изобиловало новостями. О том, какие корабли из каких портов стартовали, что несли и где финишировали, Андрей слушал вполуха. Слабой улыбкой отреагировал на сообщение о подходе “Байкала” к лунной системе Сатурна — мало того что новость запаздывала, агентство Информвнезем умудрилось лидер–контейнероносец “Байкал” назвать балкер–трампом*.
Внимательно прослушал бюллетень научно–космических новостей. Меркурианский филиал НИИ физики Солнца соблаговолил наконец прокомментировать результаты Девятой солнечной экспедиции. Капсанеры (спецкорабли–солнечники) “Иван Ефремов” и “Владимир Шаталов” прошли сквозь Корону по так называемой “ныряющей трассе”, благополучно вернулись к причалам орбитального порта “Солитон МС-терминал” и доказали тем самым осуществимость полетов автоматических гелиостанций на “глубоких” орбитах. Разработчики проекта “Кибер—Феникс” могли торжествовать. Другое сообщение касалось загадки “слепого луча” на Венере. Это уже пятый случай внезапной (кратковременной, к счастью) потери зрения сразу у всех членов экипажа атмосферной станции “Экватор В-2”. Попытки отождествить причину “мини–слепоты” с теми или иными явлениями в атмосфере Венеры успеха пока не имеют. Н-да… Завершила основной объем исследований Первая комплексная разведэкспедиция в системе Плутона — рейдер* “Лунная радуга” готов к возвратному старту. Двойная планета ничем особенным разведэкспедицию не удивила (будто бы кто–то ждал от Плутона чего–то особенного) — морозные сумерки, глубокие снега, алмазный лед с пузырчатыми полостями. Особенным был сам по себе рейд–бросок в Зону Мрака — беспримерный по дальности, новизне и отваге.
Вновь появилась в эфире заглохшая было рубрика “Линза криминалиста”. Сообщение информотдела Западного филиала Международного управления космической безопасности и охраны правопорядка (МУКБОП): инспекторами стартового коридора маршрутов Луна—Венера–Меркурий наложен арест на рейсовую визу балкер–трампа “Гоуддн газел”, уже готового к выходу из аванпорта орбитально–лунного терминала* “Скайрафт”. Причина: обнаруженный на борту смаглерский груз (контрабандный) коньячного спирта. При спецдосмотре корабельных трюмов ранен выстрелом в спину сотрудник МУКБОПа Джордж Эгул. “Ни–че–го себе!..” К месту событий подошел спидджаммер “Агьюмент” — крейсер* службы космической безопасности. В трюме, где было совершено покушение, найден тайник. Содержимое тайника: импульсный лучемет системы паллер* и девять пакетов галлюциногенного препарата. Корабельная команда “Гоулдн газел”, возмущенная преступной вылазкой затесавшегося в ее ряды смаглера, оказывает следствию добровольную помощь. Должностными лицами службы космической безопасности предъявлен ордер на арест младшему шипшандлеру терминала “Скайрафт” Каллу Хизну. Младший распределитель буфетных заказов обвиняется в незаконном приобретении и хранении вредного для здоровья людей минерала “венерины слезы”, повсеместно изъятого из ювелирного обращения соответствующими органами ООН. Свою причастность к драматическим событиям в трюме балкера Хизн отрицает. Следствие продолжается. Руководитель следственной группы отнес преступление на борту “Гоулдн газел” к разряду особо опасных и предупредил Управление объединенного космофлота Системы (УОКС) о безусловном существовании связи между выстрелом в трюме и фактами смаглерских сделок в снабженческом секторе терминала.