Лунная Ведьма, Король-Паук
Шрифт:
– Я всего лишь занимаю место, которое надлежало бы занимать тебе. По сути, на троне ты, так что тебе и править. Так правь же, брат!
– Нет, сестра. Похоже, это время пока еще твое. На исходе, но всё еще твое.
– Король всё так же погружен. Кроме того, прежде чем отправлять мечи и копья, следует знать, что война сама собой не окупается, – едко замечает Эмини.
– Снисходительность – тоже не одно из твоих дарований. Обяжи подданных налогом. Или вот, озадачь податью Калиндар. Пускай оплачивают свою защиту.
– Нам
– В старейшинах только и ценности что их старость. А также…
Следующая фраза принца звучит неразборчиво. Соголон подается ближе, к краю двери, и тут сзади ее за шиворот цепляет черная рука, вздергивая к самому потолку. Она вскрикивает. Шмыгливый ползун! Дитя тьмы! Под сорванные крики Соголон он сотрясается в мелком визгливом смехе и раскачивает ее как куклу, карабкаясь со свода на свод; Соголон чувствует, как выскальзывает из своего платья. Смоляное дитя упорно лезет к трону, а перед глазами у Соголон всё плывет.
– А ну уймись! – прикрикивает на него снизу Аеси.
– Канцлер, – подает голос Ликуд. – Я не говорил, насколько для меня ценны твои подарки?
– Подарки вашему отцу, ваше высочество.
– А я его наследник и принц. Суть в том, дорогой Аеси, что едва ты вручаешь свой подарок, как он уже не твой. Уняться ему велю уже я, а не ты. Тем более что сейчас он, похоже, обзавелся новой игрушкой.
– Вели ему остановиться, – морщится принцесса.
Принц смеется, когда дитя тьмы отпускает Соголон из-под потолка, а затем снова подхватывает. Пол несется ей навстречу, а затем дергается и замирает под ее безудержный вопль.
– Ликуд! – настойчиво повторяет принцесса.
Принц кивает, и дитя тьмы, снизившись с потолка, отпускает Соголон на небольшой высоте. Девочка шлепается наземь, слыша над собой голос принца:
– Кто это? Лазутчица с юга? Казнить!
– Стой. Она подарок.
– Ну-ка встань, девочка. Она, подарок? Больше похожа на обрывки от него. Всё равно лучше казнить.
– Говорю тебе, брат: это подарок.
– Кому? Мне?
– Кухне. У нее необычные поварские навыки, в особенности по малакалским блюдам.
– Тогда почему она не в моем дворце? Я вижу, ты хотела сначала притаить ее у себя? Ну сестра, ну лиса! Вот всё у нее так. Аеси, ну разве не плутовка?
– Вам виднее, повелитель.
– Да язви вас боги, какие же вы оба нудные!
Откуда-то снаружи врывается ветер, такой неистовый, что вздувается и ходит ходуном тронный балдахин.
– Откуда эта буря? – недоумевает принц Ликуд.
Аеси тоже выглядит заинтригованно. Вбегают двое слуг и с немалым трудом закрывают окна. Не сводя глаз с Соголон, принц между тем спрашивает у Аеси:
– Канцлер, я вроде затевал сегодня смотр караула?
– Да, ваше высочество. Это ваша почетная обязанность.
– Брать обязанности – любимое занятие моей сестры. Пускай она его проведет.
Он собирается уходить, но останавливается возле Соголон, которая стоит потупив голову.
– Надо же, какая худышка, – бросает он. – Разве можно доверять повару, в котором самом мяса как у птички?
Рыжая «ящерица» уходит последней, постреливая своим раздвоенным языком. Соголон всё так и стоит, не зная, что ей делать: сидеть ли, лежать, становиться на колени? Хорошо бы уменьшиться или вовсе стать невидимой.
– Никогда не видела человека, который бы так рвался к трону, но не хотел при этом править, – грустно замечает принцесса Эмини.
– Сангомины совсем вскружили ему голову, ваше высочество, – тонко улыбается Аеси.
– Ты тот, кто привел их сюда, и не можешь их обуздать. А ведь речь идет о спасении Короля.
– О защите Короля, ваше высочество. Про спасение я не говорил.
– Значит, ты думаешь, что его уже не спасти?
– Это не мой ответ.
– Вопроса я не задавала. Зачем ты здесь, Аеси? Какой от тебя прок? Рассказывать мне то, что я и без того знаю? Советовать по вещам, которые требуют всего лишь здравого смысла? Давать мудрость, для которой у нас уже есть старейшины? Усилиями тебя и моего отца все старейшины уже сосланы, но твои советы ничем не мудрее. Всех целителей уже отослали, а моему отцу не лучше.
– Зато ваш отец огражден от…
– От ведьм? Ну да, огражден. Хотя каждый день сквозь это ограждение пробираются всё новые, одна другой краше. Отец мой угасает, а у моего брата девять новых плотоядных уродцев. Ты сам не можешь держать их в узде, а он не желает.
– Моя госпожа… Увакадишу.
– Ты свободен, Аеси.
Какое-то время он стоит, а затем идет к выходу. При этом ветер внезапно идет на убыль, и его свист за окнами прекращается. Соголон замечает, что от Аеси не укрылось и это. Принцесса возвращается к себе на трон.
– Встань, девочка, – говорит она. – Поди сюда.
Соголон стоит прямо перед ступенями трона, не поднимая глаз. Принцесса спускается и влепляет ей звонкую пощечину – такую, что Соголон пошатывается, но не вскрикивает. В глазах загораются слезы; чтобы их скрыть, она прикусывает губы, но тщетно – они всё равно стекают.
– Ревешь? Попробуй еще за мной пошпионить – велю тебя сжечь. Ишь ты, слезы пускает! Радуйся еще, что ты не приглянулась принцу. Хочешь увидеть, где держат тех, кто пришелся ему по вкусу?
Соголон ждет еще четверть луны, прежде чем снова отправиться к Олу ранним утром, и снова с ней для защиты идет лев. Ее имени Олу не помнит, но помнит, что она чем-то себя проявила. Тогда она напоминает ему его слова, что однажды он забудет, отчего забыл. Глядя на нее, он припоминает: между ними произошло что-то тяжелое; какое-то время он был этим даже угнетен, но потом оно забылось, и теперь уже не помнится. Соголон смотрит на него и говорит:
– Я прогоняю твоих шлюх, отсюда и ощущение.