Лунная ведьма
Шрифт:
И эта женщина досталась ему в жёны!
— Ты вернулась, потому что тебе суждено быть здесь, — спокойно ответил он. — Со мной.
Жульетт приближалась к нему широкой, решительной походкой. Даже не попытавшись замедлить шаг, она едва с ним не столкнулась и крепко ударила в грудь.
— Если ты скажешь ещё хоть слово о нашем браке, назовёшь меня женой или заявишь, что нам предназначено жить вместе, клянусь, я-таки спущусь с горы, даже если у меня уйдёт на это вечность.
Он понизил голос, поскольку она стояла совсем близко, и не было никакой
— Ты не знаешь, что делать с пылающим в тебе огнём, и оттого злишься.
Она ударила его снова, но чтобы причинить ему боль, ей не хватало сил.
— Я не злюсь. Я никогда не злюсь! Я не выхожу из себя и не сержусь, потому что это не даёт конструктивного результата. Гнев совершенно бесполезен, — рассказывая, какая она спокойная, Жульетт ударила его трижды.
Внезапно она остановилась, и ярость в её глазах сменилась удивлением.
— Твои раны, — прошептала она. Колошматившая его ладонь опустилась ему на грудь, туда, где несколько дней назад зиял ужасно глубокий порез. — Они исчезли.
— Я выздоровел, — просто сказал он.
— Но… как?
— Энвинцы быстро исцеляются.
— Да уж, вижу, — пробормотала она, опуская руку и пронзая его осуждающим взглядом. — Ты мог пойти за мной несколько дней назад.
— Да.
— Почему же не пошёл?
— Я знал, что ты вернёшься, — он не сказал большего, поскольку его уверенность лишь взбесила бы её.
— Я здесь только потому, что не могу спуститься с горы самостоятельно. Это единственная причина.
— Всё не так просто.
Она посмотрела на костёр, избегая пристального взгляда Рина.
— Ты вернулась, потому что тебе суждено быть здесь и ты ничем не можешь помочь своим сёстрам. Вернулась, потому что тебя терзают и дразнят сны.
Её щеки ярко вспыхнули, губы слегка сжались.
— Не напоминай мне о снах.
— Жульетт, тебе не нужно ничего мне объяснять. Я не обладаю твоим даром, но отрицать наши узы глупо. Временами я ясно вижу твои мысли и чувства. И хотя при желании, могу разъединить ту связь, разрушить её всё же не в силах.
— Так разъедини её сейчас же.
Он с радостью выполнил это пожелание. Со временем их узы станут нерушимыми, но пока Рин чувствовал себя столь же неуютно, как Жульетт. И не только потому что позволял едва знакомой женщине слушать свои самые сокровенные мысли, но и потому что не хотел больше ощущать её гнев.
Хорошо, что её злость скоро развеется. Когда они доберутся до города, Жульетт будет счастлива. Она признает себя его парой раньше, чем они произнесут клятвы перед королевой.
Они продолжили путешествие тем же способом: Рин шагал впереди, а Жульетт изо всех сил старалась не отставать. С каждым днём идти ей становилось всё легче. Ноги приспособились к ходьбе и ступали по скалам увереннее. Помогло и то, что часть пути пролегала через не слишком крутые, поросшие деревьями холмы, передвигаться по которым получалось даже без отдышки.
Рин больше не называл её женой и, разумеется, не пробовал на вкус. Если бы не повторяющиеся сны, она сочла бы эту поездку почти приятной. В некоторые ночи снова появлялись когти, превращая грёзы в кошмары, но в другие всё заканчивалось иначе.
Порой сон прерывался, когда она почти касалась ртом горла Рина, пока его руки блуждали по её телу, поднимали юбку и ласкали там, где никто никогда прежде не дотрагивался… где она поклялась не позволять никому дотрагиваться…
Холодные, девственные горы, бесспорно, были прекрасны. Казалось, ни одна женщина до неё не ступала по этой земле и не смотрела в такой сказочный небосвод. Яркий и чистый, как в её снах, столь невероятного голубого оттенка, которого она никогда прежде не видела.
Сны воздействовали на Жульетт сильнее, чем хотелось бы. Только сегодня утром она проснулась слишком близко от Рина, поскольку ночью перекатилась к нему в поисках тепла, и, когда распахнула глаза, ей открылся вид очень похожий на тот, который только что снился. На мгновение… на один безумный миг… её мысли приняли совершенно определённый оборот.
Она признавала красоту Рина. Дикость и мужественность. Иногда, при взгляде на его лицо или от любования плавными движениями, её живот неожиданно сжимался, но ощущение не казалось неприятным. Пока они шли по узкой тропе мимо сухих деревьев, острых скал и редких зелёных кустов, Жульетт пыталась представить, как выглядел бы энвинец с короткими или заплетёнными волосами и в обычной одежде. Конечно, остался бы таким же красивым. И столь же неприрученным. Странно, но она предпочитала видеть Рина таким, как сейчас. Ему шёл первобытный вид, поскольку отражал самую его сущность.
А вот насчёт себя Жульетт не была уверена. Когда-то она совсем не сомневалась ни в себе, ни в своих планах на жизнь. Но теперь… ничего не понимала.
Они добрались до крутого подъёма, и Рин обернулся, дожидаясь её. Потом протянул сильную и надёжную руку, помощь которой Жульетт без раздумий приняла, чтобы забраться наверх. И её ослепило озарение, столь же неожиданное, как периодические проделки живота.
Нет, не совсем неожиданное, решила она, становясь на твёрдую землю. Её физический отклик на настойчивость Рина становился всё сильнее. Она отвечала на его взгляды, прикосновения и обнаружила, что фантазирует о таких вещах, про которые предпочла бы не думать. Жульетт решила, что всему виной сны. Реальность, наверняка, окажется не такой приятной…
Она посмотрела ему в глаза и глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание.
— Я никогда не смогу влюбиться, — протараторила Жульетт, слишком быстро произнося слова.
— Я не просил любви, — ответил он без гнева или разочарования.
В нём действительно не чувствовалось любви, и Рин, безусловно, никогда не говорил о ней. Но продолжал настаивать, что Жульетт единственная предназначенная ему женщина. Разве это не любовь?
— Когда ты перестанешь сопротивляться, нас соединят дружба, привязанность и страсть, — сообщил он. — Так заведено у энвинцев.