Лунная ведьма
Шрифт:
— Я не стану трогать тебя, как муж жену, пока ты сама не придёшь ко мне, — сказал он, приближаясь. — Я подожду.
— Ждать придётся долго, — предупредила она, но фраза получилась не такой резкой, как хотелось бы. Он стоял слишком близко, выглядел чересчур непринуждённым… был слишком большим. Но как и во сне, она не чувствовала себя подавленной. Рин никогда не использовал бы свою силу против неё, она осознавала это всем существом.
— Сомневаюсь, — прошептал он, останавливаясь перед нею. Заглянул Жульетт в глаза, дотронулся пальцем до щеки, заставил слегка
Она могла оттолкнуть его. Должна была оттолкнуть. Но вместо этого закрыла глаза, наслаждаясь моментом. Не разумом, а плотью. Её тело трепетало, сердце забилось быстрее. Жульетт потянулась к Рину, но так и не смогла прикоснуться. Пальцы согнулись и сжались, вопреки желанию дотронуться и почувствовать его жар руками.
Рин отпустил её, проведя напоследок длинными, загорелыми пальцами поверх платья. Как только он перестал касаться губами её горла, Жульетт пришла в себя и отступила.
— Ты всегда целуешь меня в шею, — заметила она чуть дрожащим голосом. Почему не в губы или в щеку? Даже во сне её манило к себе именно его горло.
— Открытое горло — наивысший жест доверия, — Рин провёл пальцем вдоль её шеи. — Здесь ты наиболее уязвима. Один укус, и кровь вместе с жизнью вытечет из тела. И всё же правильное прикосновение к этому беззащитному месту невыразимо сексуально. Оно заключает в себе жизнь и смерть. Обещание и наслаждение.
— Звучит как-то примитивно, — палец на её горле пробуждал калейдоскоп эмоций, и она никак не могла с ними справиться. Да и не хотела, чтобы они прекращались.
— Не отрицай в себе зверя, жена, — сказал Рин, отворачиваясь и возвращаясь к тропе. — В нём нет ничего плохого.
Жульетт возразила бы, но, идя за ним быстрым шагом, никак не могла восстановить дыхание.
Что-то в Жульетт изменилось, хотя сама она этого пока не замечала. Рин же не только видел, но и чувствовал то преображение. Оно проявилось на лице и теле, и ещё в душе, которую жена старалась от него скрыть. Он пытался придумать объяснение тому, что видел собственными глазами, но не мог.
Поужинав, они молча сидели у огня, вспоминая сегодняшний разговор. Неловкий и незавершённый.
В прошлый раз, когда Жульетт пришла к нему как жена к мужу, она всё ещё оставалась отстранённой и испуганной. Он понял несколько дней назад, что она боится не его, а себя. Страшится переполнявшей её страсти.
Рин наклонился вперёд, изучая её глаза при свете костра. Днём, прикоснувшись к ней во время остановки, он заметил нечто странное и неожиданное. В тёплых карих глазах появились золотые крапинки, которых там раньше не было. Тело, определённо, стало теплее. Первое время после похищения она казалась бледнее, теперь же её кожа выглядела здоровой и розовой. Если он снова дотронется до груди Жульетт, то почувствует, что сердце бьётся чаще? Сегодня днём оно стучало так быстро, потому что жена боролась со своим желанием? Рин задумался, не начала ли она в последние дни слышать звуки с большего расстояния, чем считала возможным, и не стала ли лучше видеть в темноте.
Она его пара, и он должен знать о ней все, но это… такого он не ожидал.
Рин ненавидел сюрпризы.
Возможно, он ошибся, и перемены в Жульетт ему померещились. Были вызваны игрой света или быстрой ходьбой. Скоро он это выяснит.
Они расположились на разложенной неподалёку от костра медвежьей шкуре. Жульетт больше не дрожала, как в первые ночи, хотя в последнее время значительно похолодало. Ещё один признак изменений.
— Энвинцы менее чувствительны к холоду, чем жители низин, — произнёс Рин, мельком глянув на огонь.
— Я догадалась по твоей одежде, — ответила она и добавила, слегка улыбнувшись: — Вернее, по её отсутствию.
— Это из-за волчьей крови.
Она кивнула, повернула к нему голову, и её карие глаза снова сверкнули золотом. Возможно, ему показалось, и то всего лишь отблеск от костра. Или крапинки были там всегда, просто он их не замечал. Его сердце тревожно сжалось. Нет. Он очень внимательно к ней присматривался. Ничего не пропускал.
— Прости за предложение тебя вылечить, — Жульетт отчаянно желая перевести разговор на что-нибудь более безопасное. — Мне следовало понять, что в тебе нет ничего плохого.
Рин слегка кивнул.
— Просто… — она не стала заканчивать, но он услышал сомнение и неуверенность в её голосе. Интересно, если бы в нём не жил волк, Жульетт боролась бы со своим влечением менее усердно?
— Если я захочу избавиться от волка, то всего лишь должен уехать подальше от Города и сердца.
— Сердца? — переспросила она.
— Сердца Энвина. Это священный камень, который хранится во дворце королевы под охраной наиболее высокопоставленных и надёжных солдат. Я один из них.
Она улыбнулась.
— Значит, ты не все время бегаешь по горам, похищая женщин?
— Только когда зовёшь ты, жена.
Улыбка Жульетт растаяла, ей всё ещё не нравилось, когда он называл её женой.
— Значит, сердце Энвина? Как оно выглядит?
— Это драгоценный камень такого же цвета, как глаза королевы. Сердце защищает и пробуждает магию нашего народа. Во время коронации королеву окутывает сила камня. А юноши, когда достигают нужного возраста, дают клятву перед сердцем и принимают зверя внутри себя.
— Так маленькие энвинцы не превращаются в волков?
— Нет.
— И если ты захочешь, то сможешь уехать из города, подальше от сердца, и стать обычным человеком?
Вот чего она хотела? Теперь, терзаемая сексуальными желаниями, в которых не отваживалась сознаться, Жульетт сожалела, что он не человек?
— Да, — ответил он. Он не сказал, что отказ от волка похож на отрезание собственной руки. Не сказал, что лучше умрёт, нежели превратится в обычного человека. — Чем дальше я ухожу от сердца, тем слабее его власть и притяжение.