Лунная ведьма
Шрифт:
— Энвинцы не верят в любовь?
— Некоторые верят, — сказал Рин. — Но в любви нет необходимости.
Жульетт всегда считала любовь обязательной составляющей хорошего брака и отчасти поэтому решила не выходить замуж.
Немного отдохнув, они отправились дальше. По пути им не встретилось никаких признаков других живых существ, кроме маленьких тварей, которых Рин ловил к ужину, когда надоедало жевать коренья. Чаще всего ему попадались тилзи — зверюшки, похожие на кроликов среднего размера, робкие, быстрые и вкусные. Не настолько быстрые, чтобы убежать от Рина,
Жульетт не спрашивала, долго ли ещё идти до его дома, а сам Рин не счёл нужным поделиться подробностями маршрута.
Он вообще не болтал попусту, демонстрируя молчаливую уверенность в себе. Но при этом прекрасно умел общаться, когда хотел что-нибудь сказать. Правда, как правило, не выказывал желания завязать беседу. Если уж её так настойчиво влечёт к мужчине, то меньшее, что она может сделать, это узнать его получше.
Хотя он, судя по всему, не стремился познакомиться с ней поближе. Даже не спросил, почему она не может полюбить.
— Всем энвинцам приходится уезжать из города за предполагаемыми жёнами?
— Да, когда приходит время, мы чувствуем зов и отправляемся на поиски своей пары.
— А что происходит, если пара так и не находится?
— Мы не возвращаемся в город, пока не заканчиваем поиск, насколько бы далеко не завело нас путешествие.
Не то, чтобы ей нужны было все это знать, ведь она не планировала остаться, просто немного любопытничала, а Рин почти ничего не объяснял. Да, он отвечал на вопросы, но не вдавался в подробности.
— Ты уже когда-нибудь забирал женщину к себе домой?
— Нет.
— Трудно поверить, — пробормотала она. Энвинцы все такие, как Рин? Такие же спокойные, сильные и упрямые? Она знала многих женщин, которые с радостью оказались бы на её месте.
Окружающие растения стояли совершенно голыми, без единого скрашивающего пейзаж яркого листочка. Здесь холодало гораздо быстрее, чем в южной провинции, и больше не встречались вечнозелёные деревья, среди которых они когда-то разбили лагерь. Жульетт снова почувствовала запах снега, хотя синие небеса не затмевало ни одно облачко. Как ни странно, она привыкла к холоду быстрее, чем предполагала. Ледяной воздух больше не пробирал до костей сквозь одежду, а лишь приятно овевал обнажённые участки кожи.
— Наверное, тут не часто можно встретить солдат императора, — заметила она, чувствуя, что за время, проведённое в дороге за едой, сном и самыми простыми диалогами, по-настоящему изголодалась по общению.
Рин обернулся через плечо и немного приподнял брови.
— Здесь нет солдат. Мы пересекли границу Каламбьяна и вступили в земли Энвина два дня назад.
Они остановились, давая ей передохнуть, но Рин не жаловался на задержки и не предлагал свою помощь. Жульетт знала, что он взял бы её на руки по первой же просьбе, но они перешагнули ту стадию отношений. Неожиданно для себя она перестала быть пленницей и наконец признала, что сейчас должна находиться именно здесь. Осознание пришло неожиданно и вопреки желанию, но в глубине души Жульетт понимала правильность своего решения. Путешествие превратилось для неё в приключение, поучаствовать в котором она никогда не рассчитывала. И Жульетт начала чувствовать свою связь с горами и Рином.
Но её планы на жизнь не изменились. Зато об этой недолгой авантюре она будет рассказывать, когда состарится и поседеет.
Ну, не обо всем, конечно. Никто никогда не узнает о снах или о её странном желании коснуться губами шеи Рина.
— Твой Город такой же прекрасный? — спросила она. С её места открывался вид на обширное, величественное пространство нетронутой земли: горы, леса, холмы и долины. Казалось, она стоит на вершине мира, хотя на севере скалы были ещё выше.
— Город красив по-другому.
— Все энвинцы живут в Городе?
— Нет. Некоторые предпочитают селиться в горах или на фермах.
Она повернулась к Рину лицом.
— Но ты-то живёшь в Городе?
Он кивнул. Даже столь короткий жест источал силу и дикость. Её взгляд притягивала его шея, массивная и жилистая, переходящая в прекрасные, широкие плечи. Жульетт поспешно отвела глаза.
— Я ухожу из Города, чтобы поохотиться и побегать, когда зовёт волк.
Порой она почти забывала, что он оборотень, и в его сердце живёт дух зверя. Та дикая сущность была столь неотъемлемой частью Рина, что без волка он никогда не был бы целым.
— Я не причиню тебе боли, — тихо сказал он.
— Знаю, — Жульетт постаралась придать голосу решительность и независимость.
— Не бойся своего влечения ко мне. Оно естественно и правильно, и когда придёт время, тебе понравится.
Она заставила себя рассмеяться.
— Меня не влечёт к тебе. Ради Бога, я…
— У меня нет твоего дара, — прервал он. — Я могу не пустить тебя в свои мысли, но не могу проникнуть в твои, если только ты мне не позволишь.
Хвала небесам! Она определённо не хотела, чтобы он знал, о чем она думала, когда возвращалась к нему.
— Можешь не сомневаться, я не позволю.
— А в твоё тело?
Жульетт вздрогнула. Временами он высказывался слишком прямолинейно! Не вплетал в свои речи никаких уловок или утончённых попыток соблазнения.
— Мы не женаты, и я не могу…
— Можешь, — уверенно заявил он и шагнул к ней. — Однажды ты назвала меня животным, а я напомнил, что ты такая же.
— Я не животное, — чопорно возразила Жульетт.
Рин склонил голову набок.
— Жена, мы все животные. Я чувствую запах желания, которое ты отрицаешь. На твоей плоти, в самом твоём дыхании. Ты зовёшь меня так же, как любой зверь призывает свою пару.
— Я тебя не призываю.
— Позволь мне коснуться твоих мыслей и доказать обратное.
— Нет, — незачем ему знать её мысли. Незачем знать, что он прав. — Я поеду в твой Город. Возможно, даже останусь там на несколько недель или месяцев. Но то место не станет моим домом, а ты не станешь мне мужем.
— Я знал, что ты окажешься упрямой, — ответил он, нисколько не обеспокоенный её несговорчивостью.
— Я не упрямая, — эта реплика вызвала у Рина улыбку, и сердце Жульетт странно затрепетало.