Лунное танго
Шрифт:
– Нонна…
Ничего не получалось. Не клеилось. Из-за двери доносилось возбужденное тявканье, ветер лупил в дребезжащее стекло, деревянный барак покряхтывал и поскрипывал, пахло растаявшим снегом, и все время пересыхало в горле. Они столько раз целовались на этом самом месте, возле окна.
– Нонна…
– Ты трус! И подонок, – резанула она, хлопнув по подоконнику варежкой. – Я тебя ненавижу!
– Я сам себя, может, ненавижу… – трудно сглотнул Никита. – Только не из-за этого. А… помнишь, в самом начале?
– И что
– Мы же тогда… я тогда… я ведь не любил тебя, Нонна. Ты красавица, да! А я – урод. Моральный. Но я ведь пытался тебе сказать… Несколько раз. А ты и слушать не стала.
– Что… что ты несешь, Никитос?
– Я тебе говорил! Что мы не совсем подходим друг другу. Что я еще ничего не понял, не разобрался. Что я, конечно, счастлив… но не знаю, чем это кончится, наши встречи… Ведь это было, правда?
– Ты больной? – Нонна развернулась к нему.
– Да, может, и больной. На всю голову. Я хотел с тобой быть – и не хотел. Кто ж знал, что все так далеко зайдет? Я просто плыл по течению. Млел, когда мне говорили – о, Никитос, у тебя же Нонна – первая красавица в школе. Круто. Круто, понимаешь? Я был круче всех…
– А я правда… первая красавица?
– Нонна, ты просто… просто нет слов! Ослепительная.
– Тогда почему, Ник?
– Потому что я тебя не люблю. Я раньше не знал, сравнить было не с чем. А вот Динка появилась – и кое-что понял.
– Значит, все-таки из-за этой мымры?
– Нет, Нонна, – мягко перебил Никита. – Это ни при чем. Из-за любви. Я виноват, что сразу тебе не сказал, трус я, ты права. Прости. Можешь позвать своего парня – пусть вломит мне как следует. Ей-богу, легче станет. Пусть отпинает – ты ж хотела, чтоб побольней?
– Придурок! – закричала Нонна, хлеща его варежками по лицу. – Это я, я тебя бросила! Я тебя никогда не любила, я! Понял?! Я тебя убью… гад, гад, гад!
Она закрыла лицо руками и побежала по лестнице вниз.
Чавкнула входная дверь.
Никита вытер вспотевший лоб. Вытер струйку крови в уголке рта.
– Надо бы еще с ноги в живот, Нонна… Я заслужил.
К концу февраля город совсем завалило снегом. Динка пакетами покупала сладкие марокканские мандарины, но все равно нестерпимо хотелось тепла, солнышка, хорошей погоды.
Она бессовестно прогуливала школу вторую неделю. Никуда она не перевелась, да и девчонки перестали показательно ее игнорировать. Но все равно, на учебу не тянуло. Она показательно кашляла перед тетей, по вечерам нагревала градусник на батарее, а сама бегала каждый день к Никите. Не было времени ни на дневник, ни на Интернет, остались только письма Егору, одно из которых она как раз дописывала:
«Тут сугробы по шею, я таких и не видела никогда. Тебе бы точно не понравилось, я знаю, ты город любишь, а здесь кругом леса, и волки прямо на берег выходят, представляешь?
Так что новостей у меня особо никаких нет, кроме одной, главной – я была невообразимая дура, Егор, фантастическая дура. Теперь, оглядываясь назад, только головой качаю. Помнишь, как я тебе писала про Нонну, убить была ее готова порой, честное слово. Толика дико ненавидела.
А она… видишь, как получилось. Она про Джимку Никите специально наврала, чтобы помучить. А сама тут же притащила его обратно. Она ведь, если разобраться, нормальная девчонка, добрая. За Джимку я ей простила все. Даже письмо. Это она его Толику сдала, больше некому. Наверное, когда свою валентинку Никите передавала, там такая кутерьма творилась на балу. А может, и случайно нашла. Ладно, это неважно. Я тоже хороша, если подумать.
Но я буду исправляться. Я такая счастливая, что всех люблю, целый мир. И тебя тоже люблю, хоть ты мне и не пишешь. Слышишь, Егор? Я тебя тоже люблю! Раньше бы померла от стыда, если б такое написала. А теперь ничего, не страшно. Ладно, обнимаю, чудовище монгольское! Ты должен мне тридцать три письма. Или давай перейдем на скайп, жертва технического прогресса, я вчера поставила. Писем-то от тебя все равно не дождешься».
За окном снова крутила пурга, и не было этому ни конца ни края.
Глава 8
Мартовское солнце
– Смотри, уже проталины у берега. Джимка, куда полез?
– Да пусть лезет, ему же интересно, там воды с палец. Первая весна у парня.
– А я в детстве, когда был маленьким, думал, что снег прилетает прямо со звезд.
– А я снежок однажды спрятала в морозильнике.
– И что?
– Год там пролежал, а потом, перед отъездом, я его с балкона кинула.
– А что ты будешь делать летом, Динка?
Динка отстранилась, замолчала. Она умела внезапно, среди веселья, становиться серьезной.
– Не знаю, Никита. Я пока тут останусь. Потом папе дадут новое направление, он мне уже писал. Опять куда-нибудь переведут… Конечно, я хочу здесь, с тобой школу закончить. И мне родители разрешат, наверно. Но потом ведь ты поедешь в Москву, верно?
– Да.
Под ногами захрустел тонкий ледок, они вышли к обледенелым камням на краю городского пляжа. Белое озеро мягко светилось впереди, сливаясь с пасмурным небом.
– А я раньше хотела в университет, а теперь решила стать кинологом. В питомнике работать, собак дрессировать.
– У нас такого нет.
– Да… точно. Может быть, мы разъедемся…
– А хочешь, я упаду на колени и поклянусь…
– С ума сошел, перестань! Знаешь, Никита, я поняла: любовь – это свобода. Любовь ничего не требует, наоборот. Ее так много, через край хлещет. Я тебя люблю без всяких клятв, просто потому, что хочу любить. Это счастье, что мы сейчас вместе! И даже если разъедемся, я все равно буду счастлива, что ты у меня был!
– А я не согласен на разъезд. С кем я тогда буду целоваться? – Никита притянул ее к себе.