Лунный бассейн. Металлическое чудовище (сборник)
Шрифт:
Ларри смотрел на норвежца мягко и задумчиво.
— Приведи его сюда, — попросил он Радора.
Зеленый карлик, как и мы, смотрел на северянина, легкая тень жалости смягчила выражение его как обычно насмешливого лица. Радор покачал головой.
— Нет, — ответил он, — сидите и ждите. Вы ничего уже не сможете изменить., да может ничего особенного и не случится, — прибавил он, но я мог бы поклясться, что он сам слабо верит в то, что говорит.
ГЛАВА 19. БЕЗУМИЕ ОЛАФА
Йолара вскинула вверх белые руки. На всех ярусах амфитеатра, от подножия, где сидели мы,
Грохот небесных сфер, катящихся в бесконечность!
Песнь рождения, возвещающая появление светила из чрева космического пространства! Эхо божественного аккорда, сопровождающего сотворение мира! От этого громоподобного звука содрогнулось все тело, как будто отзываясь на удар сердца Вселенной., ударило и замерло навсегда…
Но, подхватив этот умирающий звук, на смену ему взревели трубы и фанфары, словно все завоеватели мира со времен первого египетского фараона повели на приступ сонмища войск — победоносно и торжествующе! Громко орущие толпы Александра Македонского; надрывающие луженые глотки волчьи стаи легионеров Цезаря Великого; трубный рев слонов Чингисхана и его Золотой Орды; бряцанье и лязг оружия сборщиков дани Тамерлана; пронзительный визг флейт и барабанный бой наполеоновских армий: воинственные клики всех когда–либо существовавших на земле войск–завоевателей! Грянул мощный аккорд и… растаял вдали..
И не успело еще растаять в воздухе эхо последнего замирающего звука, как пробежало по струнам арф нежное трепещущее арпеджио, сочно и мягко отозвались миллионы деревянных рожков, задушевно и мелодично пропели флейты высокими голосами, призывно и маняще вскрикнули свирели Пана — пробуждая воспоминания о том, как шумит вдалеке невидимый водопад, как журчат стремительно бегущие ручьи, как шелестит листва лесных дубрав под внезапным порывом налетевшего ветра. — Музыка — если то была музыка — звала и томила, убаюкивала и манила, просачиваясь в оцепеневшую душу медоточивой квинтэссенцией звуков.
Вдруг наступила резкая тишина… Тишина, о которую, казалось, разбилось даже воспоминание об этой музыке, но в каждой трепещущей жилке тела еще слабо дрожали ее отголоски.
Весь мой страх, все мои дурные предчувствия как рукой сняло. Не осталось ничего, кроме радостного трепета ожидания, божественного освобождения от всех забот, и даже малейшая тень тревоги не омрачала сейчас внутреннего ликования души. Теперь мне ни до чего не было дела: что там Олаф с его навечно застывшей ненавистью в глазах; или Трокмартин с его роковой судьбой… не было больше ни муки, ни боли, ни малейшего желания с чем–то бороться и чему–то сопротивляться, все это осталось в том прежнем, отошедшем на задний план мире, который казался мне теперь только беспокойным сновидением.
Снова, как в первый раз, прогудел могучий колокол! И опять звук его растаял вдали… тут же следом, словно дождавшись сигнала, из голубых кружков, гроздьями облепивших гигантский диск на панно между ярусами, брызнули яркие, многоцветные, как стеклышки калейдоскопа, лучи света. Они упали стрелами на молочно–белую воду, протянувшись до радужной вуали. И едва лучи коснулись ее поверхности, как вуаль заискрилась, полыхнула огнем, заходила ходуном, и разноцветный сноп лучей ударил из нее.
Свет, падающий на вуаль, разгорался все ярче и ярче, и по мере того, как он усиливался, постепенно сгущались сумерки в серебристом воздухе. Померкла мозаика белых лиц в венках из светящихся цветов, контрастно выступающих на черным фоне джетового амфитеатра; спустились тени на протянувшиеся в неизмеримую высь ряды амфитеатра, окутав их пеленой савана. А края защищенных решетками лож, в которых сидели мы и белокурые правители, вспыхнули яркими, переливчато–радужными бриллиантовыми огнями.
Я почувствовал, как бешено заколотилось сердце в груди, дикое возбуждение охватило меня с головы до самых ног. У меня появилось такое ощущение, что я воспарил над землей и медленно приближаюсь к престолу Всевышнего, сейчас, вот сейчас в меня хлынут его сила и мощь!
Я нечаянно взглянул на Ларри. Глаза у него были обезумевшие!
Я перевел взгляд на Олафа, но на его лице не было ничего похожего на испытываемые мною чувства, только ненависть, ненависть, и еще раз ненависть. Словно развернувшийся павлиний хвост, прокатились по белой воде переливающиеся волны, протянулась, рассекая темноту, разноцветная триумфальная дорога. И в тот же миг вспыхнула Вуаль, как если бы внутри нее загорелись в одночасье все радуги мира.
Снова прогудел могучий колокол..
В центре вуали появилось, постепенно разгораясь до нестерпимой яркости, светящееся пятно, взметнулся вихрь хрустальных ноток, и сопровождаемый сумятицей трезвона серебряных колокольчиков из–за вуали выбежал Сияющий Бог.
Устремившись по образовавшейся световой дорожке, Сияющий Бог бежал прямо на нас; мерцали взлетевшие вверх султаны из огненных перьев, крутились его сверкающие спирали, над раскаленной добела сердцевиной повисли семь маленьких разноцветных лун. Словно рассыпавшиеся мелкие бриллианты, на нас обрушился ураган радостных, ликующих звуков.
Я почувствовал, как О'Киф схватил меня за руку.
Йолара в приветственном жесте протянула вперед белые руки; с ярусов амфитеатра раздался восторженный вздох, но мне показалось, что я слышу в нем приглушенный вопль смертельной муки… Скользя над водой, едва касаясь световой дорожки, подлетало к пирсу из слоновой кости Сияющее Нечто! Сквозь сопровождающее его пиццикато стеклянных скрипок пробивалось невнятное бормотание — сладостное до жути, — от которого сердце то проваливалось куда–то вниз, то начинало неистово колотиться в груди.
На мгновенье оно остановилось, замерло., точно в нерешительности, и затем в беспрерывном вращении кругами двинулось по цветочной дорожке к своим священнослужителям, постепенно замедляя бег. Повиснув в воздухе между женщиной и карликом, оно как будто разглядывало их; повернулось к жрице сквозь затихающий шторм хрустального звона его мурлыканье звучало бесконечно ласково и нежно.
Изогнувшись к нему всем телом, Йолара, казалось, вбирала в себя пульсирующие волны энергии — она была ужасна в эту минуту, воплощая в себе торжествующую, за пределами человеческого сознания дьявольскую злобу и такую же торжествующую, запредельную ангельскую доброту!