Лунный бассейн. Металлическое чудовище (сборник)
Шрифт:
Там уже была Йолара… все происшедшее не заняло и пяти секунд. Она бросилась между тремя мужчинами и Сияющим Богом. Женщина что–то прошептала ему, и раздраженное жужжание затихло, снова раздался взрыв хрустального звона. Эта Тварь что–то ответила жрице неразборчивым бормотанием, и начала опять кружиться… все быстрее и быстрее, двинулась по пирсу из слоновой кости, спустилась на воду и побежала, унося с собой свои жертвы, опутанные светящимися вихрями и спиралями. Так неслась она, сопровождаемая торжествующим перезвоном, и все вертелась, вертелась вместе со своей страшной добычей, пока не скрылась за радужной Вуалью.
В тот же миг с резким щелчком исчезла многоцветная дорожка. Со всех сторон лился серебристый свет. На ярусах амфитеатра поднялась невообразимая суматоха, крики и шум. Маракинов, блестя очками, высунулся из своей ложи, он внимательно прислушивался к происходящему. Радор ослабил свои железные объятия, я перескочил через барьер и помчался к своим ребятам. Но прежде я успел услышать, как зеленый карлик пробормотал:
— Выходит, есть кое–что, над чем не властен Сияющий Бог! Да, две вещи сильней него, смелое сердце и и ненависть…
Весь дрожа и задыхаясь, Олаф с горящими глазами кинулся ко иве и схватил меня за руку.
— Это тот дьявол, который забрал мою Хельму! — услышал я его возбужденный шепот. — Это Сияющий Дьявол!
— Оба эти человека, — Лугур был вне себя от бешенства, — оба они будут танцевать с Сияющим Богом. И этот тоже, — он свирепо ткнул в меня пальцем.
— Этот человек — мой! — произнесла жрица угрожающим тоном. Она положила руку на плечо Ларри. — Он танцевать не будет. Ни он, ни его друг. А с этим, — она показала на Олафа, — я уже говорила тебе — можешь делать что пожелаешь.
— Никому из них, Йолара, — твердо сказал О'Киф, — не причинят никакого вреда. Запомни мое слово.
— Да будет так, как ты сказал, — покорно ответила жрица и добавила: Мой господин.
Я заметил, что Маракинов с каким–то странным выражением лица уставился на Ларри, словно ему в голову пришла неожиданная мысль. Лугур, дико вращая глазами, взмахнул рукой, будто собирался ударить жрицу. Пистолет Ларри, уткнувшийся в грудь карлика, мигом охладил его пыл.
— Эй, парнишка, не надо хамить даме, — сказал О'Киф по–английски.
Все еще дрожа от ярости, красный карлик повернулся, выхватил свою одежду из рук стоящего рядом жреца и, что–то злобно прошипев сквозь зубы, набросил ее на себя. «Ладала» с криками и бранью дралась с солдатами, на ярусах амфитеатра творилось настоящее столпотворение.
— Пойдем, — сказала Йолара, не отрывая от Ларри восхищенных глаз. Сердце твое и в самом деле велико, мой господин, — прошептала она голосом сладким, словно мед. — Пойдем.
— Этот человек пойдет вместе с нами, Йолара, — сказал О'Киф, показывая на Олафа.
— Бери его с собой, — сказала жрица. — Бери, но только скажи ему, чтобы он больше не смотрел на меня такими глазами, как прежде, — грозно добавила она.
Все вместе мы прошли следом за жрицей вдоль ряда лож, мимо сидевших в молчании и задумчивости белокурых господ, вид у них был недоумевающий.
Олаф молча шагал рядом со мной. Радор куда–то подевался. Спустившись по лестничному маршу, мы прошли через зал, наполненный голубоватым маревом, перебрались по мостику над бушующим потоком морской воды и остановились перед стеной, сквозь которую попали сюда. Людей в белых одеждах уже не было.
Йолара на что–то нажала рукой; проход открылся.
Все зашли в машину, жрица встала перед панелью управления, и мы помчались по слабо светящемуся коридору прямо к ее дому.
В одном я теперь уверился окончательно: с щемящей болью в сердце я знал теперь, что мне ужа больше не нужно искать Трокмартина. Там, за радужной вуалью, в логове Двеллера, и мертвые и живые одновременно, как те люди, что окутанные сияющим шлейфом проплыли мимо нас, — там теперь находились и Трокмартин со своей Эдит, и Стентон с Торой, и жена Олафа Халдриксона…
Машина остановилась, раздвинулись входные двери, и мы вышли наружу. Йолара, легко выпрыгнув из машины, сделала нам знак следовать за ней и птичкой порхнула по коридору. Остановившись перед угольно–черной ширмой, она прикоснулась к ней, и ширма исчезла, обнаружив за собой маленькую комнатушку, пронизанную насквозь голубыми лучами, словно вся она была вырезана из цельного куска огромного сапфира. Комната была совершенно пуста, если не считать, что в самом центре, на низком постаменте, стояла огромная полупрозрачная глыба горного хрусталя в форме гигантского шара. На его поверхности прослеживались смутные очертания морей и континентов, но если это и вправду было что–то вроде глобуса, то либо какого–то иного, неизвестного нам мира, либо это была наша Земля, но в очень далеком прошлом, ибо никоим образом он не походил на привычную глазу карту нашей планеты.
Взявшись за руки и прижавшись друг к другу губами, на шаре, слабо покачиваясь, стояли, устремившись телами в небо две фигуры — мужчины и женщины. На какое–то мгновение я подумал, что они живые, не заметив, что они тоже выточены из хрусталя: столь тонко искусная рука мастера поработала над ними. А перед этой святыней — ибо ничем иным, как я сразу догадался, и не могло быть это место — возвышались три остроконечных конуса: один — из чистейшего яркого огня, другой — из молочно–белой воды, а третий… третий состоял из лунного света.
Ошибиться было невозможно, но каким образом вода, пламя и свет сохраняли устойчивую остроконечную форму (ведь высота каждого из них равнялась человеческому росту) — я не мог объяснить.
Йолара трижды низко поклонилась. Потом, не удостаивая всех остальных ни словом, ни взглядом, она повернулась к О'Кифу. Ставшие бездонными голубые глаза жрицы расширились, она подошла к ирландцу вплотную и, положив ему на плечи белые руки, поглядела в глаза проникновенным взглядом.
— О мой господин, — прошептала она, — слушай меня внимательно, ибо я, Йолара, дарю тебе три вещи: себя, Сияющего Бога и силу, которой обладает Сияющий Бог. И еще одну вещь я дам тебе в придачу к этим трем — власть над всем тем миром, из которого ты пришел! Все это ты получишь от меня, мой господин! Я клянусь тебе в этом, — она повернулась к алтарю и вскинула вверх руки, — клянусь Сийей и Сийаной, клянусь огнем, водой и светом [38] .
38
У меня нет здесь возможности обрисовать вам подробно ни эсхатологические представления этих людей, ни составить каталог пантеона их богов. Сийа и Сийана символизируют мировую любовь. Ритуал поклонения этим богам, однако, совершенно свободен от унизительных обрядов, которыми обычно изобилуют любовные культы. Жрицы и жрецы этих богов проживают в том огромном храме с семью террасами, сторона которого, обращенная к воде, представляет собой джетовый амфитеатр. Священным изображением Сийа и Сийаны служат хрустальный глобус и две устремившиеся ввысь фигуры на нем. Они символизируют собой человеческую любовь, ибо ноги их прикованы к земле, а глаза устремлены к звездам. Я никогда не слышал, чтобы в Мурии упоминали рай и ад, или же какие–нибудь другие, эквивалентные им понятия — если не считать, что владения Сияющего Бога служат собирательным образом сразу и того и другого. Над этими богами находится Танароа. Этот очень далекий и уже почти позабытый бог по–прежнему считается создателем и властителем всего сущего, персонифицируя собой первопричину создания мира — божество, которое сотворив мир, потом устранилось от управления им, передав эти функции другим богам. Кажется, бог Танароа являлся одним из ключевых пунктов в вероучении солдат Мурии — наш Радор с его почитанием Древних Богов был исключением. Как бы то ни было, но это далекое верховное божество вызывало у иуриан при упоминании его имени всплеск неподдельного религиозного восторга. Я нахожу сей факт исключительно интересным, ибо он прекрасно иллюстрирует мою теорию, которую я сформулирую в излюбленном для меня виде математической формулы: сила притяжения между богами и человеком возрастает равномерно и пропорциональна квадрату расстояния, разделяющего их. (У. Т. Г)