Лунный блюз

Вавикин Виталий Николаевич

– Ты всегда был растяпой, – сказала Донна.

Она стояла позади него, скрестив руки под тяжелой грудью. Ее ярко-красное платье было таким же нереальным, как блеск черного вещества на полу.

– Не ожидал увидеть тебя здесь, – сказал Френо.

– Я твое спасение, Френо.

– Ты мое проклятие.

– Как часто ты вспоминал мое имя?

– Ты отвергла меня.

– Ты ничего не сделал, чтобы удержать меня.

– Уходи.

– Камень, отвергнутый строителями, станет краеугольным.

– Ненавижу тебя.

Видение стало прозрачным, растворилось в воздухе, оставив после себя лишь холод

ворвавшегося в открытую дверь сквозняка.

* * *

Донна Прайд стояла возле газовой плиты. Синее пламя лизало черную сковородку, в которой жарилась яичница. Урна под столом была переполнена, и яичная скорлупа, скатившись с груды мусора, лежала на полу. Донна курила. Сигарета дымилась в ее левой руке. В правой была вилка, которой она протыкала яичные желтки. Они шипели, прожариваясь и теряя свой ярко-желтый цвет. Саймон лежал на кровати. Одетый. Работал старый телевизор. Женщина-ведущий, читала сводку новостей. Ее темные глаза предательски бегали из стороны в сторону, следя за бегущей строкой на экране монитора, чуть ниже камеры.

– Может быть, включишь звук? – спросила Донна.

Саймон оторвал взгляд от потолка, посмотрел на нее и снова уперся в потолок.

– Как знаешь. – Донна поставила сковородку с яичницей на стол. – Завтракать будешь?

Тишина. Лишь снег скребется в грязные оконные стекла. Старый стул скрипнул под Донной. Черствый хлеб оцарапал десны. Вкус крови вызывал тошноту. Донна отодвинула сковородку, встала из-за стола. Тонкое осеннее пальто из серой замши весело на вешалке поверх куртки Саймона. Донна оделась. Змейка на сапоге не застегивалась.

– Может, поможешь? – спросила Донна.

На этот раз Саймон даже не взглянул на нее. Замок щелкнул и пополз по молнии вверх.

На улицах было грязно от таявшего снега. Донна шла по тротуару, стараясь не обращать внимания на холодные ветер. Денег на такси не было, и ей пришлось пройти три квартала пешком. Тощий ювелир в очках долго разглядывал кольцо Донны.

– Оно стоит в шесть раз больше, – сказала она, услышав цену.

Ювелир безразлично пожал плечами. Поджав губы, Донна смотрела, как он отсчитывает деньги. Убрав их в карман, она вышла на улицу. Какой-то старик, сидя на деревянном ящике, наигрывал на гармони старые, давно забытые мелодии. Донна вспомнила Френо. Вернее вспомнила кольцо, которое он подарил ей, а она сейчас продала. Был ли во всей этой жизни смысл? Толстая, как бочонок женщина в желтом пуховике прошла мимо старика, бросив в его коробку пару монет. Мелочь звякнула. Лицо старика осветила улыбка. Дона подошла к нему, достала из кармана вырученные с продажи кольца деньги и протянула старику.

– Если будете тратить их разумно, то вам хватит надолго, – сказала она.

Старик сбился с наигрываемой мелодии, уронил гармонь на колени. Грязные, трясущиеся руки в рваных перчатках бережно взяли деньги и спрятали в карман.

– Добра вам, здоровья, любви… – говорил старик, но Донна уже не слышала его, уходя проч.

* * *

Такси остановилось. Френо выбрался из машины. Выпавший снег хрустел под ногами.

– Мне нужна женщина, – бормотал себе под нос Френо. – Просто женщина.

Он вошел в дряхлое, обветшалое здание. Грязное кафе было насквозь пропитано сигаретным дымом и запахами

кислого пива. Пара потасканных шлюх у барной стойки поднялись с высоких табуретов и, цокая железными набойками высоких каблуков, пошли к выходу. Мысли в голове спутались. Здесь не из чего выбирать. Совсем не из чего. Френо схватил одну из шлюх за руку. Она обернулась, смерила его безразличным взглядом.

– Хочешь потрахаться? – спросила девушка. Френо кивнул. – Со мной? – Френо посмотрел на ее подругу.

– А с двумя сразу можно? – услышал он словно со стороны свой голос.

– Можно.

Они прошли в свободную комнату. Старая кровать была большой и до отвращения скрипучей. Френо снял пальто.

– Здесь есть куда положить одежду?

– Можешь положить, куда хочешь. – Шлюха расстегнула молнию на кожаной юбке, сняла куртку. – Чулки оставить или как?

– Мне все равно.

Вторая девушка мялась у входа. Френо разделся. Шлюха легла на кровать и раздвинула ноги. Френо смотрел на нее, и в голове у него роился странный оксиморон чувств. Они жужжали, как навозные мухи, сливаясь в единую трель со звуками скрипучей кровати. Френо вспотел. Мышцы начинало сводить от напряжения.

– Теперь ты, – сказал Френо, стоявшей у входа девушке, закончив с ее подругой.

Она нервно прикусила губу. Сняла куртку, расстегнула молнию на джинсах. Глаза ее суетливо забегали по обшарпанным стенам, когда она обнажила свою грудь. Френо ждал. Грудь ломило от прерывистого дыхания. Одна из шлюх продолжала раздеваться, в то время как другая с точностью до наоборот, одевалась. Одно тело на кровати сменило другое. Френо взял его, вглядываясь в голубые глаза лежащей под ним девушки. Она тихо постанывала и то и дело облизывала сухие губы. У Френо словно открылось второе дыхание. Монотонность сменилась напором. Тело знало, что нужно делать. Всегда знало. Струйка слюны вытекла изо рта Френо и, упав стонущей шлюхе на щеку, скатилась куда-то за ухо. Ее полная грудь колыхалась бесформенной желеобразной массой. Френо задержал дыхание. Поднялся с кровати. Шлюха сдвинула ноги и повалилась набок. Ее подруга пересчитала протянутые Френо деньги.

– Ну, ты даешь! – сказала она.

– Сам не знаю, что на меня нашло, – смутился Френо и уже со стороны услышал свой голос: «А еще шлюхи есть?»

* * *

Саймон открыл окно, впуская в прокуренную комнату холодный воздух. Мысли. Они словно разделились на два лагеря в его голове. Две армии. Губы Саймона задвигались. Перед глазами заплясали крохотные языки синего пламени.

– И в эти дни последние, – говорил он, но голос не принадлежал ему. – Я изолью дух свой на всех людей. И дочери и сыновья ваши будут пророчествовать, и юноши ваши будут иметь видения, а старикам вашим будут сниться сны…

Снег медленно за окном падал. Донна открыла входную дверь, проходя в комнату.

– Да, в эти дни я изолью дух свой на слуг и служанок своих, – говорил Саймон, продолжая стоять к ней спиной, и белые хлопья снега летели ему в лицо, – и будут они пророчествовать. И явлю я знамения вверху, на небесах, и внизу, на земле: кровь, огонь и клубы дыма. Солнце померкнет, а луна станет красной, словно кровь. А затем настанет великий день, и всякий, взывающий, спасен будет.

– Саймон? – Донна коснулась его плеча.