Лунный бог
Шрифт:
Судя по тому как относительно быстро распространялось христианское учение, оно, по-видимому, по сравнению с другими религиями богов-спасителей имело б'oльшую притягательную силу, прежде всего потому, что обращалось с обещанием спасения ко всем верующим, независимо от их общественной и этнической принадлежности. Знаменитый тезис христианской проповеди «нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного» раскрывает одну из самых привлекательных для того времени черт христианской религии. Кроме того, все другие боги-спасители должны были появиться на земле только в будущем, у христианства же было то преимущество, что, согласно его учению, Иисус уже приходил, жил среди людей, пострадал за них и воскрес для того, чтобы явиться на этот раз в качестве грозного мессии-освободителя, вершителя последнего справедливого суда.
Эти бунтарские мечты о возмездии, которое постигнет ненавистный Рим — олицетворение насилия, зла и пороков, — нашли свое яркое выражение в самом раннем произведении христианской литературы — Апокалипсисе, традиционно
Итак, историческая обстановка, умонастроение масс, удачное совмещение многих компонентов, заимствованных из культов восточных богов-спасителей, обращение ко всем людям без различия, ко всем, кто нуждался в религиозном утешении и поддержке, кто уповал на приход «небесного заступника», — все это, вместе взятое, и дало христианству возможность стать первой мировой религией. Христианство возникло и распространилось в среде социальных низов и в какой-то мере было создано ими на основе мессианских настроений. Сквозь эту призму и следует рассматривать историю развития образа Иисуса Христа, который, по мнению современных теологов, является краеугольным камнем христианской веры. Отсюда шумиха вокруг открытий библейской археологии, подтверждающих то или иное свидетельство Ветхого или Нового завета. Отсюда стремление западных ученых найти «историческое зерно», подтверждающее, что у колыбели христианства девятнадцать столетий назад в маленькой Иудее стоял основатель христианского вероучения, будь то пророк, богочеловек или просто проповедник новой веры.
2
Ф. Энгельс, К истории первоначального христианства, — К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 22, стр. 478.
Однако анализ Апокалипсиса показывает, что в то время, когда он создавался, представления об Иисусе Христе как о человеке, жившем среди людей, еще не существовало. В Апокалипсисе Иисус выступает в самых фантастических образах — то небесного первосвященника, облаченного в пышные одежды иудейских царей, то агнца небесного с семью очами и семью рогами, то сына божьего, пребывающего на небесах, то победоносного предводителя небесных сил, носящего имя божественного Слова — Логоса. На небесах он в виде искупительного агнца добровольно «был заклан» за весь грешный мир, там он и родился от «жены, облаченной в солнце», подвергался вместе с родившей его преследованиям небесного дракона и пребывает на небесах у престола всевышнего, чтобы в конце времен, вступив в борьбу с дьяволом, победить его и установить вечное царство справедливости и блаженства на земле. Вся деятельность апокалиптического Иисуса Христа протекает на небесах, и лишь в заключение сын божий приходит на землю.
В Посланиях апостола Павла, произведении христианской литературы, хронологически следующем за Апокалипсисом, Иисус Христос описывается уже более реалистически. Он остается божеством, сыном бога и божественным искупителем, но уже наделен обликом человека. Однако в ранних посланиях Павла он выступает как фигура мистическая, так как там нет ни упоминаний о его проповеднической деятельности, ни ссылок на его слова. И только в евангельских текстах, которые были написаны не ранее II в. н. э., излагается биография Иисуса Христа и приводятся его проповеди.
Следовательно, развитие представлений об Иисусе Христе шло от образа символического божественного существа, выступающего в пророчествах Апокалипсиса, к образу справедливого и милосердного сына божьего в облике человека, страшной смертью купившего спасение всех людей.
Такова точка зрения большинства ученых, стоящих на позициях материалистического понимания происхождения христианства и возникновения образа Иисуса Христа.
На каких же позициях стоит автор «Лунного бога»? Назвав одну из глав введения «Не был ли Иисус из Назарета луной?», автор сразу заявляет о себе как о стороннике астрального происхождения мифа об Иисусе Христе. Не ограничиваясь доказательствами, связанными только с астральными мифами, Э. Церен проводит читателя через евангельские легенды, мифологию языческих дохристианских верований, через мощные пласты материалов по сравнительной истории религий.
Важное место в книге занимает подробный критический обзор всех христианских письменных источников, в которых встречаются сведения об Иисусе Христе, а также свидетельств о нем в произведениях авторов I–II вв. н. э.
Церен подчеркивает, что ни один из евангелистов, свидетельствующих об Иисусе Христе, не был непосредственным очевидцем событий, описываемых в евангельских повествованиях. Однако он ничего не говорит о грубых исторических ошибках евангелистов, их погрешностях в описании быта, хозяйственной жизни и географии Палестины, которые свидетельствуют о том, что люди, выступавшие в качестве свидетелей жизни и деятельности Иисуса, никогда в Палестине не были. Между тем эти бесспорные данные только подкрепили бы заключение Церена о том, что ни один из авторов евангельских текстов Иисуса не видел, не
Что касается упоминания имени Иисуса Христа в трудах античных историков, то Церен занимает недостаточно критическую позицию, признавая подлинным, например, то место из «Иудейских древностей» римского историка Иосифа Флавия, где говорится об Иакове, брате Иисуса. Многие ученые склоняются к тому, что это позднейшая вставка, равно как упоминание о христианах у римского историка Тацита и заметка у римского же историка Светония о подстрекателе смут среди иудеев — Хресте. Церен же доверяет этой заметке настолько, что на основании ее делает вывод о том, что через девятнадцать лет после смерти Иисуса Христа среди проживавших в Риме евреев были волнения в связи с ожиданием прихода мессии через девятнадцать лет. Даже если рассматривать упоминание Светония как подлинный текст, то из него явствует, что прямого отношения к Иисусу Христу этот отрывок не имеет, прежде всего потому, что Иисус никак не мог находиться в Риме и подстрекать иудеев к смуте спустя 20 лет после своей смерти. Что же касается самого имени Хрест, то оно было весьма распространенным среди римских рабов и вольноотпущенников.
Не совсем ясная ссылка Церена на «древнерусский перевод» «Иудейской войны» Иосифа Флавия требует краткого пояснения. Имеется несколько десятков рукописей перевода «Иудейской войны» на древнеславянский язык. В славянском переводе обнаружен ряд мест, которых не было в греческом оригинале. В них упоминается Иисус Христос, погибший чудотворец, праведник и вождь низов. Не подлежит сомнению, что Иосиф Флавий не мог писать в таком апологетическом духе о представителе христианской секты, враждебной иудейству. Кроме того, эти отрывки содержат множество погрешностей против быта и религиозных обычаев иудеев, которые не мог допустить Иосиф Флавий, великолепно знавший религию и быт своих соотечественников. Ученые признали, что это — вставки, сделанные благочестивым славянским переписчиком.
Во многих случаях Церен опирается на талмудические тексты, которые в силу своей запутанности и неясности не могут быть достоверным историческим источником. Как известно, тексты Талмуда начали записывать лишь во II в. н. э. До этого они передавались в устной традиции и на их основе строились публичные проповеди и поучения. В Мишне, одной из наиболее древних частей Талмуда, действительно несколько раз упоминается некий Иисус (не надо забывать, что имя Иешуа было весьма распространенным у иудеев): Иисус бен-Пандира или бен-Стада (сын Пандиры, сын Стады) и Иисус Ганоцри-Назорей. Однако это не дает права делать вывод, что речь идет об Иисусе Христе и вообще об одном и том же лице, тем более что при изучении других имен, встречающихся в этих текстах, выявляется их полное хронологическое несоответствие с предположительным временем существования Иисуса Христа. При этом Иисус Ганоцри выступает как человек, исповедующий фетишизм, — он «поклоняется черепице», Иисус бен-Стада — чародей, «вывезший магию из Египта», Иисус бен-Пандира — незаконнорожденный сын римского солдата Пандеры. Если предположить, что в талмудических текстах речь идет об одном лице, наделяемом различными прозвищами, то есть об Иисусе Христе, то тем более естественным окажется недоброжелательное и просто враждебное отношение к нему ревнителей иудейской религии. Ведь именно со II в. н. э. получает широкое распространение новое вероучение, вышедшее из иудаизма и отколовшееся от него, нарушившее его основные предписания — полную изолированность и замкнутость в круге «избранного богом народа». Естественно, что фигура мифического или подлинного основателя этого вероучения неизбежно вызывала глубоко отрицательное отношение у талмудистов, которые не пожалели красок, для того чтобы очернить нового вероучителя, выставив его в недостойном и унизительном виде. Однако самые искренние стремления доказать, что из талмудических текстов можно извлечь хоть какой-то материал для представления о личности и учении Иисуса Христа, пока что не привели к успеху. Из всей путаницы имен, событий и высказываний, содержащихся в отрывках из Талмуда, такой серьезный исследователь иудаизма, как автор большой работы «Иисус из Назарета» И. Клаузнер, смог сделать только один вывод: тексты Талмуда свидетельствуют не столько о жизни и учении Иисуса Христа, сколько об отрицательном отношении Талмуда к Иисусу.
Тем не менее Церен не отрицает возможности реального существования Иисуса из Назарета, «сына плотника», «мечтателя из Галилеи», преисполненного желания освободить свой народ от ига иноземных поработителей, принеся себя в жертву, как это сделал задолго до него мифический герой и мученик Самсон.
В самом начале книги автор заявляет, что ответ на вопрос о том, жил ли в действительности Иисус из Назарета, не имеет решающего значения (как положительный, так и отрицательный). Последующие страницы он посвящает рассмотрению всех тех компонентов, из которых могло сложиться представление об Иисусе Христе как спасителе, искупившем своей смертью грехи всего человечества. Церен ищет эти компоненты как в христианской, так и в языческой мифологии, восходящей к доисторической эпохе, углубляясь в дебри первобытных религиозных представлений и обрядов и извлекая оттуда дополнительные аргументы для подкрепления тезиса о том, что Иисус Христос по сути своей такое же мифическое существо, как, скажем, Син — бог луны у древних шумеров и вавилонян или Тот — лунное божество древних египтян, в отношении которых никогда не вставал вопрос о реальности их исторического существования.