Лунный цветок
Шрифт:
Значит, он так далеко зашел с Лори?
— Боюсь, что это невозможно, — проговорила Марсия. — Кроме того, ты, конечно, захочешь вернуться в свою школу в Беркли, где все твои друзья.
— Нет! — встревоженное лицо Лори побелело. — Я больше никогда не покину моего отца. Если я ему нужна, то я останусь с ним в Японии навсегда.
— Но я уезжаю домой, — сказала Марсия.
Лицо Лори сморщилось, губы задрожали, но она держалась на расстоянии от матери.
— Я не могу поехать с тобой, мамочка. Мне придется остаться здесь. Придется!
Марсия поцеловала ее в щеку, на мгновение прижала к своему лицу ее маленькое испуганное личико, откинула назад волосы с неожиданно вспотевшего лба.
— Не беспокойся об этом, моя милая. Мы что-нибудь придумаем. Давай теперь позавтракаем.
Но ее небрежные слова скрывали внутренний страх. Она не могла забыть ни выражения глаз Джерома прошлой ночью, ни звук его голоса, когда он громко выкрикивал угрозы.
После завтрака Томико пришла поиграть, и Марсия велела Суми-сан присматривать за детьми, пока она не вернется. Потом она пошла вверх по холму к дому Нэн.
Маленькая машина Нэн стояла перед домом, а сама Нэн сидела на пороге, отдуваясь.
— Ха! — весело окликнула она Марсию, когда та проходила через ворота. — Вы сегодня рано. Могу я вам чем-нибудь помочь?
Марсия заколебалась.
— Я только хотела с вами поговорить. Но если вы уходите, разговор можно отложить.
Нэн отбросила обувной рожок и встала. В своем сером костюме и сшитой на заказ блузке она выглядела крепкой и энергичной. Несколько мгновений Нэн изучала лицо Марсии, потом взяла со ступенек рядом с собой дамскую сумочку.
— Поедем со мной и поговорим по дороге. Я еду в питомник карликовых деревьев выбирать деревце для американского клиента. Вам это может быть интересно, да вам и полезно выбраться из этого дома. Где Лори? Вы не хотите взять ее с собой?
— Нет, — отрицательно покачала головой Марсия. — Я хочу поговорить с вами о Лори.
Нэн умудрялась вести машину в потоке японского транспорта и одновременно слушать, причем и то и другое она делала хорошо. Когда по узким улочкам они выбрались на широкую магистраль, Марсия рассказала ей о том, что случилось вчера, как к ним приходили Чийо и Ичиро. Их приход был прелюдией к гневу Джерома.
— Мне было жаль Ичиро, — призналась Марсия. — Я всегда думала, что японцы — не эмоциональные люди. Но вчера на лице Минато-сан отражалась целая гамма чувств.
— Мысль о неэмоциональности японцев возникла из-за того, что их этому учат с детства, — сказала Нэн. — До пяти-шести лет их чувства не подавляют, но потом крышка закрывается. В более старшем возрасте выказывать свои чувства — значит быть плохо воспитанным. Если умирает ваша мать, вы улыбаетесь. Если вы ненавидите свою свекровь, вы ей кротко кланяетесь и делаете то, что она велит. Все это создает впечатление, что японцы внешне жизнерадостные счастливые люди, при этом еще и цивилизованные, с которыми можно ладить. Ни повышенных голосов, ни криков на улицах. Но посмотрите, как они плачут на пьесах театра Кабуки, когда они могут себе позволить дать выход своим чувствам! Посмотрите, как они расслабляются после чашки саке. И посмотрите, как они взрываются, когда пар копится слишком долго. Я бы сказала, что Минато-сан — это пример слишком долго подавляемых эмоций. У него все совершенно перепуталось из-за того, что в юности его учили солдатскому ремеслу, а потом все, совершенно все оказалось не так, как его учили. Я надеюсь, что он поедет в Кобе и получит это место.
— Почему Чийо не едет в Кобе со своим мужем? — осторожно спросила Марсия. — Мне кажется, она должна быть довольна тем, что он успокоится и пойдет работать.
Нэн некоторое время молча вела машину.
— Это не так просто. Во-первых, есть мадам Сетсу.
— Мы всегда возвращаемся к мадам Сетсу. Что же на самом деле у нее за болезнь? Почему кто-то другой не может ухаживать за нею?
Нэн нетерпеливым жестом оторвала руку от руля.
— Признаюсь, что я устала от этих секретов, предназначенных для защиты Харуки Сетсу. Лично я считаю, что нужно было вам рассказать ее историю с самого начала. Я подчинялась желанию других, но я делала это слишком долго.
— Значит, вы мне расскажете?
— Я расскажу вам хотя бы часть ее истории, — согласилась Нэн. — Во время войны она спасла жизнь Чийо. Чийо считает, что ее жизнь принадлежит ее кузине до тех пор, пока мадам Сетсу в ней нуждается. Болезнь Харуки — это полный уход от жизни. Она никуда не ходит, она ни с кем не встречается, кроме членов своей семьи. И временами ее трудно считать нормальной. В эти моменты за нею нужно следить.
Они проехали большой красный знак тории при входе в храм в центре Киото. Нэн посигналила продавцу тофу, который выбрал именно этот момент для того, чтобы выйти с переносной тележкой из стоящей впереди машины.
Марсия припомнила случай, когда она проснулась и обнаружила, что Харука стоит у ее постели. Она больше не верила, что это был сон.
Нэн свернула с улицы к бамбуковым воротам и остановилась.
— Вот мы и приехали. Вы можете выскочить со своей стороны. Личный автомобиль в Японии — не слишком удачная идея, потому что здесь слишком мало места для парковки.
Когда открыли ворота, звякнул колокольчик, и они вошли в просторный сад, заполненный рядами длинных деревянных столов, на которых росли миниатюрные деревья в декоративных горшках.
— Здесь вы узнаете о том, что такое «бонзай», — сказала Нэн. — Так японцы называют искусство выращивания миниатюрных деревьев. Като-сан настоящий художник, так что будьте очень почтительны.
Като-сан был таким же миниатюрным, как и его деревья. Он был маленький и жилистый, его пальцы были тонкими и достаточно крепкими для того, чтобы подчинить своей воле природу. Он поклонился им обеим, и они с Нэн обменялись приветствиями по-японски. Нэн представила Марсию, и он приветствовал ее по-английски. Потом он провел их к стоящему за рядами деревьев дому, одна из стен которого была полностью открыта в сад. Там они посидели за неизбежной чашкой зеленого чая, и Нэн заговорила о дереве, которое искала. Като-сан считал, что у него есть именно то, что ей нужно, но, может быть, она хотела бы сначала показать своей американской подруге другие деревья?
Покончив с чаем, Нэн и Марсия походили между столами, восхищаясь и обмениваясь впечатлениями. Там были всевозможные деревья и кустарники — сливы, ивы, клены, азалии, глицинии. Но больше всего Марсии понравились сосны. Каждая из сосен была точной копией своих соседок, но, в то же время, каждая веточка имела свой изящный рисунок. Наклон ствола, соотношение ветвей, густота хвои — всем этим управляла опытная рука. После того, как деревце примет тот изгиб ствола, к которому его приучали смолоду, когда почки иголок будут выщипаны до нужной густоты, проволоку уберут, и при должном уходе дерево будет жить в своем маленьком горшочке до очень солидного возраста.