Лунный мираж над Потомаком

Листвинов Ю. Н.

Случай с Лоумэн не был исключением. «Нью-Йорк геральд трибюн», давая отпор подобным «паникерским» настроениям, писала чуть ли не накануне запуска Советским Союзом первой межконтинентальной баллистической ракеты, что Советский Союз никогда не сможет опередить Соединённые Штаты в ракетостроении, так как в области науки и образования он якобы по-прежнему далеко отстаёт от «цивилизованных наций».

Положение резко изменилось после запуска советского спутника. «Уже в течение многих лет наши специалисты понимают, что во многих основных отраслях научно-исследовательской работы Советский Союз располагает первоклассными учёными и возможностями, которые… иногда превосходят всё, что имеется у остального мира», — писала «Нью-Йорк таймс». Приблизительно в таком же духе изменились высказывания и других серьёзных американских газет.

Но если советская наука, как соглашалась теперь американская пресса, действительно

вступила в период «потрясающих достижений», то тем более плачевным выглядело положение, сложившееся в США. Посланная в Советский Союз для изучения существующей там системы подготовки научных кадров специальная группа доктора Лоуренса Дертика, назначенного президентом «комиссаром Соединённых Штатов по образованию», вернулась из поездки, ошеломлённая всем увиденным за время своего путешествия. «Всё виденное нами, — говорилось в представленном докладе, — поразило нас особенно в том смысле, что мы просто не представляли, в какой степени СССР как нация видит в образовании средство своего развития… Нашей основной реакцией поэтому было изумление — и я подхожу к выбору этого определения чрезвычайно осторожно — теми успехами, которых они, очевидно, достигли в этом плане. Независимо от того, как расценивать этот факт, но десять американских специалистов в области образования вернулись домой, потрясённые тем, что они видели».

С ещё более паническими настроениями вернулся в Соединённые Штаты из своей поездки по Советскому Союзу Джон А. Кеннеди, издатель «Аргус-лидер», влиятельной газеты в штате Южная Дакота и владелец нескольких радиостанций. Прожжённый журналист херстовской школы, он вынес из своего путешествия повергшее его в холодный пот впечатление, что «Запад проигрывает свою борьбу за существование в учебных институтах Америки», что «русские студенты могут превратиться в самую страшную угрозу в мире для Соединённых Штатов» и что, наконец, «русские атеистические, научно подготовленные умы, которые в массе выпускаются советскими учебными заведениями, превосходят по опасности любое другое имеющееся у России оружие». От Соединённых Штатов, делал он вывод, потребуются почти сверхчеловеческие усилия, если они решат попытаться догнать Советский Союз.

Группы Дертика и Дж. Кеннеди имели все основания сделать столь неутешительные заключения из своих поездок. Но они оказались не в состоянии дать сколько-нибудь действенные практические рекомендации, с помощью которых можно было бы изменить сложившееся положение. Научно-техническая революция, начало которой положили открытия в области ядерной физики и космические исследования, оказалась по своей сути явлением, выходящим за рамки капиталистических производственных отношений. «Осуществить эту революцию и использовать её плоды в интересах общества, — говорится в Программе КПСС, принятой на XXII съезде, — может только социализм».

Капиталистическая система в лице своих промышленных и военных монополий не в состоянии отрешиться от утилитарного, узкоделяческого подхода к науке, которую она стремится использовать лишь как дополнительное средство повышения прибылей. Занятие наукой стало в Соединённых Штатах чуть ли не постыдным. По признанию самого «отца» водородной бомбы Э. Теллера, его сын был вынужден скрывать от товарищей своё увлечение наукой, чтобы не прослыть «тронутым». Невероятно, но остаётся фактом, что, когда Индианский университет разослал учащимся колледжей вопрос: «Как, по Вашему мнению, появление советского спутника повлияет на будущее Америки?», — 10 % студентов даже второго курса ответили, что они вообще не слышали ни о каком спутнике. Милитаризация науки приводит к относительному падению интеллектуального уровня не только среднего американца, но и тех, кто стоит у руководства страной. «Огромное число людей здесь, в Соединённых Штатах, которые держат в своих руках будущее страны, — говорил тот же Теллер, — люди неинтеллектуальные».

Американский милитаризм тратит на вооружения огромные средства, которые по праву принадлежат школе. За последние пять лет, говорил в 1958 году президент Эйзенхауэр, военные расходы составили почти 200 млрд. долл. Истраченные на народное образование, они могли бы «окупить наши потребности на следующее десятилетие, включая покрытие теперешней нехватки».

«Нехватка» выражалась в том, что многие американские школы ютились в неприспособленных помещениях, что в среднем только 8–9 % детей изучали алгебру, геометрию, химию или физику, что школам не хватало более 135 тыс. преподавателей, так как только немногие соглашались вести нищенское существование американского учителя, заработная плата которого в два раза уступала заработной плате самого низкооплачиваемого рабочего в автомобильной промышленности. «Современный американец, — писала «Нью-Йорк геральд трибюн», — ценит вещи по их стоимости, и ему прекрасно известна цена школьного учителя — она меньше цены водителя грузовика, парикмахера или пожарника».

Не лучшим было положение и высшей школы. «Я не знаю ни одного высшего учебного заведения в нашей стране, — говорил Л. Страус, председатель комиссии по атомной энергии, — где американский студент, будь он даже потенциальным Эйнштейном, Ферми или Беллом, мог бы получить такую же хорошую подготовку, какую получает русский».

Наконец, нельзя не сказать несколько слов и об организации самих научных исследований в Соединённых Штатах. Основой научного прогресса, научно-технической-революции являются теоретические фундаментальные исследования, направленные на выявление основных закономерностей в природе. В наши дни такие исследования требуют для своего осуществления колоссальных людских, материальных и денежных средств. Подобные траты подчас не могут позволить себе даже самые крупные монополии. На практике это означает, что научные изыскания становятся монополией тех государственных институтов или учреждений, на деятельность которых выделяются наиболее значительные средства. Фактически единственной такой организацией в капиталистических странах, тем более в США, может быть только военное ведомство.

Но американское министерство обороны, на которое к 1957 году работало больше половины учёных Соединённых Штатов, стремилось прежде всего к решению непосредственно стоящих перед ним на данном отрезке времени задач и было мало расположено тратить средства на исследование вопросов типа «почему трава растёт зелёная», как презрительно именовались в Пентагоне всё выходящие за рамки узкого практицизма проблемы.

Появление советского спутника мало что изменило в отношении политических и военных руководителей Соединённых Штатов к нуждам народного образования, к нуждам науки вообще. Они оказались не в состоянии поверить, что «самой страшной» угрозой для них является не мнимая «коммунистическая угроза», а их собственная военно-прагматическая интерпретация мирового технического и научного прогресса. Как и раньше, их больше заботила проблема вооружения, чем проблема школы и науки. Когда в конгрессе один из членов палаты представителей внёс предложение об установлении 22 тыс. стипендий для подготовки научных работников, Дуайт Эйзенхауэр не поленился лично написать письмо, в котором он настаивал, чтобы это число было урезано до 10 тыс. В свою очередь конгресс провалил внесённый президентом законопроект о выделении в помощь строительству школьных зданий мизерной суммы в 300 млн. долл. Уже в следующем, 1958 году выпуск инженеров в Соединённых. Штатах, который и раньше не поднимался выше 37,3 % от выпуска инженеров в Советском Союзе, снизился ещё на 13 %. Не изменилось и соотношение 1:2 в пользу Советского Союза по числу ежегодно подготовляемых в стране научных работников.

Не недостаток средств, а недостаточность «наших научных и технических знаний», с горечью писала «Нью-Йорк таймс», мешают США идти в ногу с развитием космической техники в Советском Союзе.

Позиция спокойствия

Запуск первого советского спутника официальный Вашингтон встретил с «позиции спокойствия». Вопреки получившей широкое распространение легенде, эта позиция не имела ничего общего с якобы разделявшейся президентом наивной уверенностью в непоколебимом превосходстве американской ракетной техники. Как глава государства, он в отличие от большинства даже компетентных наблюдателей, продолжавших действительно питать подобные иллюзии, был осведомлён о данных радиолокационных наблюдений американской военной разведки, полностью подтверждавших соответствующие официальные сообщения о запусках межконтинентальных баллистических ракет в Советском Союзе.

Ссылка на то, что Эйзенхауэр открыто выражал сомнения в существовании таких ракет, едва ли меняет цело. Эйзенхауэр знал и боялся надвигавшейся на него опасности. Именно поэтому, искусно маневрируя, он стремился отдалить момент, когда наличие межконтинентальных ракет у Советского Союза нельзя будет больше сбрасывать со счетов в качестве сомнительного и непроверенного факта.

Характерно, что всего приблизительно за два с половиной месяца до появления советского спутника, 14 июля 1957 г., в «Нью-Йорк тайме» была опубликована явно инспирированная Белым домом заметка, в которой делалась попытка утвердить скептическое отношение к возможностям Советского Союза с точки зрения освоения им ракетной техники. «Согласно данным, которые считаются здесь авторитетными, — говорилось в ней, — Советский Союз значительно отстаёт от Соединённых Штатов в создании межконтинентальной баллистической ракеты… Кроме того, укрепилось мнение, что в своей работе по созданию такой ракеты русские находятся ещё на ранней ступени испытания двигателей… и на самой ранней стадии конструирования самой ракеты».