Лунный парк
Шрифт:
Я тут же развернулся и поехал за ними.
Сара, беззвучно подпевавшая бойз-бэнду, вдруг крутанулась на сиденье:
– Папа, куда мы едем?
– Мы едем в кино, малыш.
– Но мы же едем не туда.
– А ты откинься и оцени уровень вождения отца.
– Но куда мы едем, пап?
– Да мне просто интересно кое-что.
Она была за рулем. Она смеялась. Я ехал прямо за ними, и она смеялась.
Потом она протянула руку и погладила его щеку.
На следующем светофоре (пока мы проезжали три квартала, я не слышал ничего, кроме ее смеха, и видел только зад белого «БМВ») она его поцеловала.
Мне пришлось подавить в себе желание посигналить. Я хотел встать рядом с ними. Мне нужно было разглядеть, кто мой соперник.
Но бульвар был запружен машинами, и я не мог втиснуться ни справа, ни слева. Дети молчали или говорили что-то – не помню, я выключил их из эфира. Я дотянулся до мобильного телефона, и набрал ее номер (что в любом случае собирался сделать, пока дети будут смотреть фильм), и – даже в приступе ревности – ощутил тот болезненный укор совести, какой испытывал всякий раз, набирая ее номер, потому что знал его уже наизусть, хотя телефон дома, в котором я жил, вспоминал с трудом.
Я очень внимательно наблюдал за тем, как в ту же секунду оба посмотрели на панель (мелькнул даже его профиль, но лица я так и не разглядел).
Я ждал. Эйми взяла телефон и посмотрела на входящий номер. После чего положила его на место.
Включился автоответчик: «Это Эйми, пожалуйста, оставьте ваше сообщение, спасибо».
Я повесил трубку. Я вспотел. Я включил кондиционер.
– Она не ответила, – громко произнес я.
– Кто, папа? – спросила Сара. – Кто не ответил?
Включился зеленый свет, «БМВ» отъехал. В этот момент парень обернулся и посмотрел на мой «рейндж-ровер», но на заднем стекле играло солнце, и я опять не разглядел его лица. Ехать за ними я побоялся. Мне даже не хотелось знать, куда они едут. А кроме того, что дети скажут Джейн?
«Мама, папа за кем-то погнался, а когда он позвонил, она ему не ответила». Автомобильные гудки сзади напомнили мне, что пора уже начинать движение. Я развернулся еще раз и поехал к торговому центру, где нарезал не одну милю по заасфальтированной парковке, пока Робби не перегнулся через спинку и, ткнув пальцем, не произнес:
– Вон там есть место. Паркуйся уже, Брет.
Я припарковался.
Мы пошли прямо в мультиплекс. С тех пор как мои мысли занял тот парень на пассажирском сиденье, я с трудом вписывался в неторопливость выходного дня. Может, это Элвин Мендольсон – ее научный руководитель?
Нет, тот парень моложе, ее ровесник, наверное, студент. Я вызвал в памяти его профиль, но размытые черты так ничего мне и не сказали. Я приобрел билеты на «По прозвищу бунтарь» и настолько отвлекся, что, когда дети попросили конфеты, попкорн и колу, я безмолвно купил им все, что они хотели, хотя Джейн просила меня этого не делать. Я разрешил детям выбрать места в похожем на огромную пещеру зале, неожиданно пустом для субботнего дневного сеанса. Я боялся, что выбрал непопулярный фильм, но Робби – фанат кино – не жаловался. Тут я вспомнил, чего, должно быть, стоило Джейн вытащить его сюда: условия, видимо, были таковы, что он высидел бы и детский утренник. Сара села между мною и Робби и присосалась к газировке, а когда я сделал ей замечание, Робби закатил глаза и вздохнул, открывая пакет «Джуниор минтс», но вскоре внимание обоих приковал экшн, бушевавший на экране. Минут через двадцать, когда смотреть уже не было сил, я перегнулся и сказал Робби, чтоб он присматривал за сестрой, пока я схожу в холл позвонить. Сделал я это не без колебаний: имя последнего из пропавших мальчиков – Маер Коэн – засело у меня в голове. Робби послушно кивнул, не отрывая глаз от экрана, и я понял, что никто его никуда не заберет («пока он сам того не захочет», проскочила непрошеная мысль). Расхаживая по фойе, я набрал номер Эйми Лайт и на этот раз оставил сообщение: «Привет, Эйми, это Брет. М-м. Минут сорок назад я видел, как ты выезжала с парковки супермаркета «Здоровая пища», и тебе, похоже, было очень даже весело… – Я слабенько хихикнул. – Вот, собственно, и все. Позвони мне на мобильный».
Когда я вернулся в зал, экран уже был для меня цветовым пятном.
Безнадежно. Я не мог сосредоточиться на сюжете, поскольку все время думал, что в машине Эйми Лайт сидел я. Думал, что парень на переднем сиденье – это я сам. Наконец я сумел сфокусироваться на экране: флотилия черных кораблей зависла в космическом пространстве.
После кино я пошел по накатанной: замороженный йогурт в кафетерии, лазерные стрелялки в игровых автоматах, потом Сара захотела пойти в «Аберкромби и Фитч», где я листал каталог, пока дети примеряли одежду, а потом Робби сказал, что ему нужно зайти в «Почтовые ящики и т. д.».
Помню, я спросил его зачем, но что он ответил – не помню (и впоследствии это окажется моей ключевой ошибкой). Мы с Сарой пошли за ним на другой конец центра. Сара считала шаги и говорила, что хочет в свою комнату побольше неоновых ламп и занавески из бисера. Уже у дверей «Почтовых ящиков и т. д.» Робби наткнулся на группу ребят из своей клики недовольных, которые как раз выходили оттуда, куда он (экое совпадение) направлялся, и он вынужден был меня представить.
– Это Брет, – сказал он.
– Я его отец, – добавил я.
– Да, он мой папа, – без всякого выражения подтвердил Робби.
Робби вдруг зарделся. Он кивнул, хотя на лице было написано, что он понятия не имеет, что означает эта фраза. Он впервые назвал меня папой.
Поняв, что мальчиков он представлять не собирается (их было четверо), я сел вместе с Сарой на ближайшую скамейку и принялся наблюдать, как они общаются. Разговор зашел о пятнашках мячом и о том, что в школе эту игру запретили, потом они обменялись впечатлениями от Хэллоуина. Беседуя, парни смотрели друг на друга, но говорилось все с напускным равнодушием, даже переругивались они вяло, без особого энтузиазма. У каждого на шее висели наушники, на заднице – рабочие штаны «Банановая республика», все были в таких же, как у Робби, оранжевых очках. Когда один из них взглянул на меня мельком, будто я заразный, я наконец-то понял, кто был помехой, причиной, по которой разговор не затянется. Как только стало понятно, что я за ними наблюдаю, парень, который инстинктивно был противен мне больше других, бросил на меня взгляд, говорящий: «А ты что за хер такой?», и мне послышалось слово «залупа», хотя в отношении кого оно прозвучало, было не ясно. Их гладкие лица с едва заметными прыщиками, короткие прически по моде, слегка дрожащие из-за таблеток руки, неясные отношения между собой – все это подводило меня к одной только мысли: никому из них я не поверю. И тут ребята разошлись кто куда, внезапно, без предупреждения. Если и был у них взаимный интерес, то испарился он так стремительно, что, казалось, не существовал вовсе.
Робби устало побрел в нашу сторону по залитому светом моллу, и меня вдруг обеспокоило то, как мало в его жизни романтики и поэзии. Основой всего была скучная тревожная повседневность. Все было показное. Но еще больше обеспокоило меня и пригвоздило к ним мое внимание то, что я услышал, как один из них – я как раз вел Сару к ближайшей скамейке – произнес имя Маера Коэна. Услышав это, я быстро обернулся и заметил, как двое парней шикнули на того, кто проговорился. Заметив испуг на моем лице, они усовершенствовали свои позы. И сохраняли их, несмотря на то что Маер Коэн был одним из них, их одногодкой, и жил в пяти минутах отсюда, а теперь бесследно исчез. Но нехорошее предчувствие еще крепче скрутило меня, когда я заметил, что никто из этих пяти парней, включая моего сына, не казался даже напуганным. Они не боялись. И еще больше я напрягся, когда понял, что в присутствии взрослого они были вынуждены подавить свое веселое возбуждение – свое ликование.
Адреналин ударил в голову, но Сара отвлекла меня очередным вопросом.
– Папа?
– Да?
– Ты помогаешь людям?
Но я не стал отвечать ей – до меня дошло, кто сидел рядом с Эйми Лайт в ее «БМВ».
Это был тот парень, что приходил ко мне в кабинет подписать книгу.
Тот, что пришел на вечеринку в костюме Патрика Бэйтмена.
Тот, про которого Эйми Лайт говорила, что никогда его раньше не видела.
Это был Клейтон.
– Папа… ты помогаешь людям? – снова спросила Сара.