Лунный парк
Шрифт:
– Да, я легко обижаюсь, но и прощаю легко.
– Вот за что я тебя люблю и обожаю.
Она вздрогнула.
– За то, что тебе все сходит с рук?
Позади Джейн расхаживал туда-сюда Омар и что-то говорил в телефон, указывая на стену. Я не смог удержаться и посмотрел туда снова. И как оно так высоко забралось? А что, если оно может летать?
– Так что там с надгробием? – спросила Джейн. – Брет, алло!
Сделав над собой усилие, я оторвался от стены и сосредоточился на Джейн.
– Да возвращаюсь вчера, смотрю – надгробие. Я пошел посмотреть и увидел, что кто-то написал
Джейн нахмурилась:
– Сегодня ничего такого не было.
– Откуда ты знаешь?
– Я сама отвела ребят, которые за ним приехали. – Она помолчала. – Там не было надписей.
– А может… смыло дождем? – вскинул я голову.
– А может… ты просто перебрал? – Она тоже вскинула голову, передразнивая меня.
– Я не пью, Джейн… – начал я и осекся. Довольно долго мы смотрели друг на друга. Она выиграла. Я уступил. Я поднялся над собой.
– Ладно, – произнес я. – Начнем сначала.
Я положил ей руки на плечи, и она печально улыбнулась.
– Так-с, ну, какие у нас планы? Где дети? – спросил я.
– Сара наверху делает домашнее задание, Робби на тренировке по футболу, и, когда он вернется, ты повезешь их в кино, – ответила Джейн своим «театральным» голосом.
– Ты, конечно, поедешь с нами.
– К сожалению, большую часть дня мне придется провести со своим тренером в небольшом, но уютном зале в центре города. Я буду готовиться к съемкам. Иными словами, ты за главного. – Она помолчала. – Справишься?
– Ах, да, ты должна учиться, чтоб тебя можно было швырять с крыши небоскреба без риска для жизни.
Я сглотнул. Меня слегка тряхнуло, но в итоге я наконец-то принял субботние планы как неизбежную реальность. Я невольно взглянул на стену, вдоль которой вышагивал Омар, и пятна цвета лососины каким-то образом касались меня, вызывали смутные воспоминания. Джейн опять заговорила.
– Да, конечно, кино… – одобрительно пробурчал я.
– Сейчас я задам тебе вопрос, только, пожалуйста, не злись.
Улыбки как не бывало.
– Дорогая, я и без того свиреп, так что ты меня не разозлишь.
– Ты сегодня пил?
Я набрал в легкие воздуха. Вопрос, заданный настолько просто и безыскусно, не имел целью меня обидеть. Мне просто не доверяли, и это было ужасно.
– Нет, – ответил я, как провинившийся школьник. – Я только встал.
– Честно?
Мои глаза наполнились слезами, так мне стало стыдно. Я обнял ее. Она подпустила меня, а затем мягко отстранилась.
– Честно.
– Потому что ты повезешь детей в кино, и… – Смысл был настолько очевиден, что ей не нужно было договаривать фразу. Она видела мою реакцию и постаралась закончить игривым тоном: – Так я могу на тебя рассчитывать?
Я решил поддержать игру:
– Это несложно проверить.
Я дыхнул на нее, после чего – поцеловал. В моих объятиях она был мягкой и хрупкой.
Когда я отстранился, на лице ее снова была улыбка, хотя и беспокойство не прошло (и пройдет ли когда-нибудь?).
– И ничего другого не употреблял? – спросила она.
– Дорогая, нетрезвый я бы не сел за руль машины, тем более с нашими детьми.
Лицо ее стало мягче, и впервые за это утро она улыбнулась искренне, без вымученности, без игры. Улыбка была настолько спонтанная и непредумышленная, что я спросил:
– Что? Что такое?
– Ты кое-что сказал.
– Что я такого сказал?
– Ты сказал «наши дети».
10. Кино
В местной газете я посмотрел расписание шестнадцатиэкранного мультиплекса торгового центра «Фортинбрас» и выбрал картину, которая не смутила бы Сару и не наскучила бы Робби (кино про симпатичного инопланетного подростка, который не признавал авторитетов и как он потом исправился), и поскольку я подозревал, что на такую экскурсию он согласился, только поддавшись на уговоры Джейн (и сцену эту я даже представить себе боялся – ее горячие упрашивания, его немая мольба), то полагал, что без боя он не выйдет, и тем больше я был удивлен, насколько умиротворенным выкатился Робби из дверей (он принял душ и переоделся) и, голову повесив, побрел к «рейнджроверу», где на переднем сиденье уже сидела Сара, пытаясь открыть компакт-диск «Бэкстрит бойз» (в итоге я помог ей и скормил диск проигрывателю), и где сам я пялился в окно и размышлял над романом. Когда он забрался на заднее сиденье, я спросил, как прошла тренировка, но он был так занят, распутывая провод от наушников, что не ответил. Тогда я повторил вопрос, и в ответ услышал:
«Тренировались в футбол играть. Что тебя еще интересует, Брет?» Совсем не так мечтал я провести свою субботу – меня ждала «Подростковая мохнатка», – но я обещал Джейн выгулять детей (кроме того, субботы мне уже не принадлежали). Чувство вины, которое нарастало с тех пор, как я появился здесь в июле, проявлялось все яснее и в данном случае сводилось к следующему: в страданиях Робби виноват я сам, а Джейн только пытается сократить разделяющее нас с сыном расстояние. Это она умоляла, стоя на коленях, – что снова напомнило, почему мы вместе.
– Ремни пристегнули? – весело спросил я, выруливая на дорогу.
– А мама не разрешает мне сидеть спереди, – сказала Сара.
На ней была блузка с принтом статуи Свободы, с воротом, как у Питера Пэна, вельветовые бриджи и пончо из чистейшей ангоры. («А что, теперь все шестилетние девочки одеваются как Шер?» – спросил я Марту, когда она доставила Сару в мой кабинет. Марта лишь пожала плечами и сказала: «А по-моему, очень даже миленько».) В руках Сара держала малюсенькую сумочку «Хелло, Китти», полную трофейных конфет. Она вытащила небольшую коробочку и, закинув голову, сыпанула себе в рот «скитлз», как прописанные ей лекарства, одновременно болтая ножками под бойз-бэнд.
– Малыш, почему ты так ешь конфетки?
– Так мама в ванной делает.
– Робби, забери, пожалуйста, у своей сестры конфетки.
– Она мне не настоящая сестра, – послышалось с заднего сиденья.
– А я ей не настоящий папа, – ответил я, – но к моей просьбе это никакого отношения не имеет.
Я посмотрел в зеркало заднего вида. Робби уставился на меня из-за полусферических очков с оранжевым оттенком, подняв бровь, поеживаясь в джемпере мериносовой шерсти с V-образным вырезом, который, без сомнения, заставила его надеть Джейн.