Лунный свет и дочь охотника за жемчугом
Шрифт:
Вместе с торговцем жемчугом приехала его дочь, и когда Чарльз понял, что может поручить Баларри поиск образцов, попросил его брать с собой и Элизу. Баларри согласился, но с условием: он займёт девочку, а ее отец повысит ему жалованье.
Что делать с этими монетами, он пока не знал. Таким, как он, деньги платили нечасто, к тому же в Баннине в большинстве заведений ему просто не разрешили бы ими расплатиться. Однако он понимал, какую власть имеют эти блестяшки, потому что видел, что они делают со всеми людьми в заливе.
Элиза понимала, что для него унизительна необходимость сопровождать ее, но не он ли говорил, чтобы выжить в таком месте, как Баннин-Бей,
Поначалу их вылазки были эпизодическими, но со временем превратились в постоянные. Казалось, ее любознательность ему почти не мешала, принимая во внимание то, что сам он не имел привычки задавать много вопросов. Она расспрашивала его о любимых блюдах – от еды он явно получал невероятное удовольствие: семена акации, слива какаду, суп с лапшой, ливер. Ее интересовало, почему вместо джентльменского жилета он предпочитает короткие штаны и рубашку и сколько ему на самом деле лет. Каждый раз он отвечал по-разному. В один день «Двадцать пять», в другой – «Двести пятьдесят». Ей оставалось лишь завидовать тому, как легко у него все получалось. Он ловил кефаль во время отлива, используя только камни и ветви мангровых деревьев. Выброшенная на мель рыба барахталась, жадно хватая ртом воздух, пока он не заносил над головой копье и не протыкал ее насквозь. Затем подносил ее к солнцу, и они вместе любовались тем, как в его лучах, подобно драгоценным каменьям, сверкает окровавленная чешуя.
Она огибает тюремное здание с его людской суетой и облаками пыли. Мужчины сыплют ругательствами, вызывая у нее паническую дрожь. У ступеней веранды сидит на своём мерине абориген-проводник. Облачённый в форму сержант торопливо набивает седельную сумку. Когда он сердито смотрит на нее из-под полей шляпы, Элиза замечает, что глаз у него налился кровью и заплыл.
– Брайтвелл, что вам надо? – рявкает Арчибальд Паркер. У бешеной кошки больше вежливости, чем у этого офицера. И это набожный человек, вот как его испортила власть. Под палящим солнцем он выводил закованных в колодки заключенных, заставляя их сгребать ракушечник. Бывало, она видела их, этот ужас: вереница на цепи, лязгающая и шаркающая, окутанная клубами белой пыли, превращающей тела людей в мерцающие призраки.
Она делает шаг вперёд.
– Вы знаете, что мне надо, – отвечает она. – Его не должны были арестовывать.
Вблизи видно, что у Паркера такая же сухая кожа, как у всех колонистов. Белёсые губы, обветренные и шершавые, с омертвевшими чешуйками. На шее болтается тонкая цепочка с приоткрытым старым кулоном, в котором виднеется маленькая зернистая фотография женщины.
– И вы туда же? – Паркер застегивает сумку. – У меня уже с утра здесь околачивалась половина чертового лагеря аборигенов, чтобы рассказать мне, как делать мою чёртову работу. – Ему на веко садится муха, но он даже
Ее внимание привлекает револьвер на бедре проводника, сидящего верхом. Она знает, что в тюремные офицеры берут людей со знанием местности и охотничьими навыками. При мысли о том, что Баларри где-то там, у неё по спине ползёт холодок. Без лошади он не сможет от них оторваться.
– Не нужно его искать, – говорит она. – Он тут ни при чем.
Паркер обходит лошадь, и Элиза идёт вслед за ним.
– Он вернулся раньше, на шхуне. Грант видел его в лагере.
Сержант моргает. Муха неспешно отползает и улетает.
– Когда мой отец пропал, его даже не было на люггере. – Его отсутствующий вид ее пугает. – Есть свидетель, который может подтвердить, что в то время он находился здесь. – Теперь разочарование буквально обжигает. – Сэр, разве это не ваша работа – защищать в этом городе всех людей?
– Ты про Гранта? – Паркер не останавливает свои сборы. – Да мне плевать. Как по мне, чёрный свидетель – все равно что никакого свидетеля. Тем более, если тот замешан в колдовстве. – Он делает паузу, чтобы откашляться, сплёвывает мокроту в платок и вытирает платком сапог. – В любом случае, как только я поймаю этого аборигена, его будут судить за нападение на сержанта полиции. Накажут по всей строгости закона. – Подняв голову, он как будто удивлён, что она не уходит. – Брайтвелл, вы только напрасно тратите время. Ступайте своей дорогой.
Она беззвучно открывает и закрывает рот. Перед глазами все плывет. Не только Баларри грозит опасность. Если Паркер бросит все силы на эти бессмысленные поиски, здесь не останется никого, кто мог бы отыскать отца.
– Что ж, тогда я докажу, что он этого не делал!
Хмыкнув, сержант останавливается.
– И как вы собираетесь это сделать?
Элиза опускает глаза, отмечая про себя, что его засаленная борода касается пуговиц на мундире.
– Я знаю, что он ничего не сделал! – Не уверенная, как ответить на его вопрос, она тянет время. – Он бы не стал. Это бесполезная трата ресурсов, в то время как вы должны выяснить, что в действительности произошло с моим отцом. Нет оснований считать, что он умер.
Паркер разражается дребезжащим хохотом, забрызгивая ее блузку ошмётками табака.
– Если вы верите в это, то вы ещё глупее, чем все остальные в этом проклятом городишке.
Она пытается не думать о безжизненном теле отца на дне океана. Пока кто-нибудь не докажет обратное, она будет верить, что он по-прежнему жив. Должна верить в то, что он жив.
Паркер хлопает лошадь по крупу, и животное встает на дыбы, чуть не скинуть проводника на пыльную землю. Сержант подходит к своей лошади. Элиза должна остановить его. Обрывки мыслей крутятся в голове. Горячо. Лихорадочно.
– Я это докажу, – заявляет она с вызовом, пока он осматривает свою винтовку. – Я узнаю, что случилось с моим отцом. Я… я приведу его сюда. Тогда вам придётся отменить поиски. Это докажет, что никакого убийства не было.
Паркер скучающе вздыхает.
– Что ж, Брайтвелл, сделайте одолжение, порыскайте в этом городишке, как какая-то сорвавшаяся с привязи шавка. Найдите мне какого-нибудь ублюдка, который захочет признаться, – фыркает он. – А ещё лучше, как предлагали, приведите своего отца прямо сюда, на эту самую веранду. Вам, наверное, придётся насадить его труп на шест, чтобы он стоял прямо.