Лунный удар
Шрифт:
— За ваше здоровье! Садитесь.
Тимар взобрался на один из высоких табуретов и залпом осушил свою стопку, не спуская глаз с бывшего лесоруба. Им не удастся его обмануть. Он знал, что у него за спиной игроки толкают шары лишь для вида, а справа, возле граммофона, беседа тоже была притворной.
Теперь их занимало только одно: его встреча с Буйу или, вернее, борьба, которая завязывалась между ним и владельцем отеля.
— Еще того же! — сказал он, протягивая пустой стакан.
И Буйу один миг помедлил. Его охватил страх, так как Тимар держался мрачно, озлобленно, намеренно подчеркивая свою холодность и самообладание, которое было напускным.
— Где Адель?
Его противник, с бутылкой кальвадоса в руках, чтобы оттянуть время, разыграл целую мимическую сцену.
— А вы все такой же влюбленный? Представляю, как вам было хорошо там, вдвоем, вдали от докучливых глаз!
Это звучало фальшиво» невероятно фальшиво!
— Где она?
— Где? А почему вы задаете этот вопрос мне?
— Разве она не в отеле?
— А почему бы ей быть здесь? За ваше здоровье!
Сколько же времени у вас ушло на то, чтобы спуститься по реке?
— Не важно! Значит, Адель не показывалась в отеле?
— Этого я не говорил. Быть-то она была, но теперь ее нет.
Тимар взял у него из рук бутылку и налил себе в третий раз. Затем внезапно обернулся в сторону бильярда и застал игроков врасплох. Они стояли неподвижно, навострив уши.
— Твой черед! Ну-ка, дуплет в угол! — поспешил крикнуть счетовод.
Никогда Тимар не испытывал подобного ощущения: он был крайне возбужден, но мысль работала удивительно четко. Он чувствовал себя способным на все, на самые невероятные поступки, но действовал с удивительным хладнокровием. Его мрачный взгляд снова остановился на Буйу. Самому Тимару казалось, что он выглядит разъяренным, но он не понимал, что производит впечатление терзаемого лихорадкой больного.
Именно это, его изнуренный вид и нервное возбуждение, испугали лесорубов.
Буйу отставил стаканы.
— Пойдем сюда, дружок! Давай поговорим.
Он увел Тимара в угол кафе, где они могли спокойно разговаривать, не боясь быть услышанными, поставил на стол бутылку и стаканы, сел, облокотясь о стол, и, протянув руку, положил ее на руку Тимара.
Посетители, сидевшие за соседним столиком, сейчас же удалились, бормоча:
— До завтра, Луи! Спокойной ночи всем!
Затем послышались их шаги на дороге. Остались только любители бильярда, с необычным оживлением гонявшие шары.
— Успокойся! Сейчас не время делать глупости.
Тон был покровительственный, но настолько мягкий, что напомнил Тимару голос одного патера, которого он встречал в юные годы.
— Не будем ломать комедию! Ведь мы оба мужчины.
Продолжая следить за лицом собеседника, Буйу пригубил вина из своего стакана, но снова взял бутылку, которую было схватил Тимар.
— Не сейчас.
На стенах, выкрашенных в пастельные тона, по-прежнему висели ритуальные маски. В кафе ничего не изменилось, разве что не было Адели. Он представил себе, как она, в своем неизменном шелковом платье, с серьезным выражением лица сидит за стойкой, погруженная в подсчеты, или, подперев подбородок руками, с безучастным видом глядит в пространство.
— Завтра дело будет слушаться в суде. Понимаешь?
Он придвинул лицо совсем близко к лицу Тимара.
Странная физиономия! Вблизи Буйу совсем не походил на человека-зверя, каким его привыкли себе представлять, и Тимару снова вспомнился патер, у которого вошло в привычку говорить убежденным тоном.
— Все улажено! Адель может не волноваться. Конечно, для этого пришлось соблюсти кучу предосторожностей.
— Где она?
— Повторяю, это мне неизвестно. О тебе не следует даже упоминать на суде. Лучше бы вообще никто не знал, что ты в Либревиле. Тебе еще невдомек? Адель — славная девочка и совсем не заслуживает того, чтобы ей влепили восемь или десять лет каторжных работ.
Тимару казалось, что у него галлюцинация: до него доносились слова, он понимал их смысл, но в то же время ему чудилось, что слова эти образовывают перед ним непроницаемую завесу.
Адель — славная девочка! Вот как они о ней говорят!
И они, черт возьми, конечно, спали с ней! Это все друзья-приятели, одна банда, для которой он стал помехой.
Тоном разгневанного юнца, который и слушать ничего не желает, он повторил:
— Где она?
Буйу, казалось, не знал что делать. Он выпил свой стакан, забыв помешать Тимару наполнить себе еще один.
— Послушай меня! Здесь белые держатся друг за друга. То, что она сделала, она и должна была сделать.
Рассуждать об этом бесполезно. Повторяю тебе, что все уже устроено и тебе остается только ждать и довериться…
— Разве, когда вы были ее любовником…
— Да нет же, молодой человек, ничего подобного не было.
— Вы сами мне говорили…
— Это не одно и то же. Нужно постараться понять, ведь положение очень серьезное. Я говорил, что спал с Аделью. И другие делали то же самое. Все это к делу не относится.
Тимар рассмеялся скрипучим смехом.
— Повторяю, это не имеет к делу никакого отношения. Вот почему я не позволю теперь…
Лицо Тимара внезапно побледнело, кулаки сжались, и Буйу поспешил продолжить:
— В жизни бывает всякое. В ту пору за спиной у Адели стоял Эжен. До тебя еще не дошло? Эжен никогда в таких случаях не ревновал. Он знал, как ему нужно поступать.
Тимар смеялся, но не был уверен, что через минуту не зарыдает от унижения.
— Мы, живущие здесь, и большие господа вроде губернатора и его компании, все мы были с ней близки.
Адель этим показывала расположение к нам, при ее ремесле это было просто необходимо.
Буйу говорил все резче, почти угрожающим тоном:
Я знаю Адель уже десять лет. Что же касается тебя, то, пожалуй, подобное случилось с ней впервые.
Знай я об этом раньше, я сделал бы все возможное, чтобы вам помешать. Так-то!
Он продолжал с большой горячностью:
— Хорошо еще, что Эжен умер как раз в ту ночь, так как — я уверен — все могло бы плохо обернуться. Ты по-прежнему не понимаешь? Нужно поставить точку над «и»? Вот тебе честное слово Буйу: Адель в затруднительном положении. Это чудо, что ей удалось более или менее выпутаться, правда, еще не совсем: дело окончательно решится только завтра. Так вот, повторяю, нас здесь несколько человек, которые не позволят, чтобы…